Маргарет Уэйс - Битва близнецов

Так Крисания прошла через испытание кровью. Бдительный Карамон особо следил за тем, чтобы жрица не приближалась к месту схватки, однако, как только войска вошли в крепость, ему стало не до нее, и Крисании удалось ускользнуть.

Теперь она, накинув поверх белого платья грубый плащ с капюшоном, бродила среди раненых и исцеляла тех, кого осмеливалась лечить, не привлекая к себе излишнего внимания. Выжившие в этой битве благодаря ее стараниям, потом долгие годы рассказывали своим детям и внукам сказку о том, как одетая в белое женщина с сияющим огнем на груди возложила им на раны свои нежные руки и спасла их от мучительной смерти.

Карамон тем временем уже назначил военный совет в одном из залов Паке Таркаса. Он торопился обсудить со своими командирами дальнейшую стратегию и планы на ближайшее будущее, хотя от усталости еле держался на ногах и почти ничего не соображал.

Мало кто заметил и одинокого всадника в черном, который въехал в распахнутые ворота крепости на норовистой вороной кобыле. От запаха свежей крови лошадь пришла в еще большее возбуждение, и человек в черной накидке ненадолго остановился, потрепав испуганное животное по холке и пробормотав несколько ласковых слов. Те же, кто увидел мрачного всадника, застыли от ужаса.

Многим показалось (с испуга или спьяну), что это сама Смерть пришла собрать непогребенных.

Потом кто-то пробормотал короткое слово «маг», и все дружно, как по команде, отвернулись от Рейстлина, неуверенно посмеиваясь и налегая на крепкий эль.

Рейстлин, чьих глаз не разглядеть было под низко надвинутым капюшоном, внимательно осмотрелся по сторонам. Он ехал прямо, до тех пор пока не наткнулся на самое потрясающее зрелище этого кровавого дня. Посреди двора лежали тела овражных гномов — сотня или даже больше, — лежали ровными рядами; многие все еще сжимали в руках пики, правда, у большинства оружие было направлено вперед не тем концом. Вперемежку с гномами на земле валялось несколько мертвых лошадей, убитых (по большей части случайно) отчаянными выпадами сражавшихся до последнего воинов Хай-гуга. Когда животных оттащили, на передних ногах у них обнаружились глубокие следы от зубов. Видимо, в самом конце сражения маленькие бойцы оставили свои бесполезные пики и начали сражаться тем способом, каким они лучше всего владели, — зубами и ногтями.

«Этого не было в Хрониках!» — в панике подумал маг и нахмурился, глядя на изуродованные маленькие тела. Потом глаза его сверкнули.

«Возможно, это означает, что ход времени может быть изменен! Возможно, история уже изменилась!»

Довольно долго он неподвижно сидел в седле, размышляя. Потом Рейстлин понял.

Лицо мага было затенено, и никто не мог видеть на мгновение появившегося на нем выражения гнева, горечи и печали.

— Нет, — едва слышно прошептал маг. — Достойная сожаления гибель этих бедных созданий не вошла в анналы истории не потому, что ее никогда не было. О ней просто забыли…

Он помолчал, мрачно глядя на распростертые под ногами тела.

— Потому что никому не было до них дела…

— Я должен видеть предводителя!

Этот резкий голос проник сквозь приятный, обволакивающий туман сновидений, который согревал Карамона, словно стеганое ватное одеяло. Гигант блаженствовал на кровати — первой настоящей кровати за последние несколько, месяцев.

— Пойдите прочь!.. — пробормотал Карамон и услышал сквозь сон, как Гэрик, стоявший на посту у входа в комнату, проговорил почти то же самое, во всяком случае, близкое по смыслу…

— Невозможно, предводитель отдыхает. Его нельзя беспокоить!

— Я должен увидеть его. Это срочно!

— Но он не спал почти двое суток.

— Я знаю! И все же…

Голоса за дверью вдруг зазвучали тише.

«Вот и ладно, — подумал Карамон. — Можно спать дальше».

Однако он обнаружил, что не может заснуть. Шепот за дверью заставлял его напряженно вслушиваться в каждое слово, и, хотя он ничего не мог разобрать, спать это мешало почище боевых барабанов. Чувствуя, как с каждой секундой сон ускользает от него, Карамон застонал и накрыл голову подушкой. Все мускулы в его огромном теле ныли — как-никак он не слезал с лошади часов двадцать подряд.

Оставалось надеяться, что Гэрик сможет решить все срочные вопросы без него…

Дверь в комнату тихо отворилась.

Карамон крепко зажмурился и попытался заползти под подушку еще дальше.

Потом ему пришло в голову, что меньше чем через две сотни лет в этой же самой постели будет спать Верминаард, повелитель злых драконов. Может быть, кто-то точно так же будил его в тот день, когда горстка героев освободила рабов Паке Таркаса?

— Предводитель! — сказал над ухом гиганта голос Гэрика. — Карамон!

Из-под подушки донеслись приглушенные проклятья.

«Когда буду уезжать отсюда, — яростно подумал Карамон, — прикажу положить в постель лягушку. За две сотни лет она как раз дойдет до нужной кондиции!»

— Предводитель! — настаивал Гэрик. — Мне очень жаль будить тебя, но во дворе тебя ожидают. Это срочно!

— Зачем? — все еще сонно проворчал Карамон. Все же он нашел в себе силы сесть и отбросить в сторону одеяло. Бедра и спина ныли, и гигант поморщился.

Затем Карамон протер глаза.

— Армия уходит, — сказал Гэрик, заметив вопросительный взгляд исполина.

— Куда это? — уставился на него Карамон, чувствуя, что сон как рукой сняло. — Ты что, спятил?

— Никак нет, — сказал молодой воин, который незаметно просочился в комнату вслед за Гэриком и теперь стоял, прячась за спиной рыцаря. Глаза его были широко раскрыты от прилива благоговения, которое юноша испытывал в присутствии командира. На то, что командир этот полуодет и еще не до конца проснулся, воин не обратил никакого внимания.

— Они теперь собираются во дворе, предводитель. И гномы, и варвары, и даже некоторые из наших.

— Только не рыцари, — быстро вставил Гэрик.

— Ну… я… — Карамон замялся, потом решительно махнул рукой. — Прикажи им от моего имени разойтись. Что за ерунду они затеяли?!

Он яростно выбранился.

— Бот мои, еще вчера три четверти из них были пьяны в стельку, а сегодня с утра им словно вожжа под хвост попала!

— Сегодня они достаточно трезвы, — сказал негромко Гэрик. — И я думаю, тебе все же следует выйти. Это твой брат собрал войска во дворе…

— Что все это значит? — требовательно спросил Карамон.

В холодном воздухе слова слетали с губ вместе с облачками пара. Насколько Карамон помнил, это было самое холодное утро за всю осень. Ночные заморозки покрыли инеем стены и камни во дворе крепости, милосердно прикрыв пятна засохшей крови.

Карамон зябко кутался в грубый солдатский плащ. Второпях он успел надеть только кожаные бриджи и башмаки, и утренний морозец пробирал его до костей.