Маргарет Уэйс - Волшебный кинжал

— Башэ ушел от нас, — тихо произнес он.

Шадамер тяжело опустился на стул и обхватил руками голову. Вот и еще одно прощание навсегда. И опять сердце разрывается от боли, а внутри — ничего, кроме безысходности, горьких сожалений да запоздалого чувства вины. Ему казалось, что он барахтается в черных водах бешено несущегося потока, а тот неумолимо тащит его куда-то. Противостоять потоку у барона не было сил. Что толку бороться? Все равно еще немного, и черная вода накроет его с головой. Шадамер с завистью глядел на тело Башэ, на умиротворенное лицо отважного пеквея. Оно разгладилось: ни боли, ни забот. Барон и сам жаждал умиротворенности и покоя. Увы, такой роскоши он не мог себе позволить. У него был долг перед Алисой, и перед Башэ тоже. И Камень Владычества, и ответственность за него перешли теперь к Шадамеру. Отныне ему решать, что делать дальше.

Итак, богобоязненная и властолюбивая Кловис распустила Совет Владык. «Невелика потеря», — подумал Шадамер. Разве можно ожидать от этих старых дурней каких-нибудь решительных действий? Но только ли они виноваты в том, что, лишенный свежей крови, Совет неизбежно дряхлел? И не господин ли Шадамер в свое время беспечно отказался от возможности влить туда свежую кровь?

Владыка Пустоты и его полки звероподобных таанов встали лагерем у самых стен Нового Виннингэля. Королевская династия прервалась, ибо под обличьем восьмилетнего мальчишки скрывается врикиль. Это он убил короля Хирава — давнего друга Шадамера, — а затем, расправившись и с наследным принцем, принял облик своей невинной жертвы. Регент Кловис даже не подозревает, кто на самом деле этот миловидный ребенок. Шадамеру раскрылась страшная правда, но как убедить других поверить в нее? Барона теперь считают государственным преступником, посягнувшим на жизнь юного короля. Шадамеру грозит… нет, даже не казнь без суда и следствия. Врикиль наверняка уже приказал поймать барона и убить прямо на месте.

Шадамер не боялся королевских гвардейцев. Страшно, что совсем скоро ему придется навсегда проститься с Алисой — женщиной, которую он любил столько лет. С единственной его любовью.

— У меня не хватает сил, — сокрушенно прошептал барон. — Не могу. Башэ… и ты, Алиса… вы поверили не в того человека. Вы заплатили за это своей жизнью. Я не знаю, что делать дальше. Не знаю, куда теперь идти…

— Шадамер! — раздалось у барона над ухом.

Шадамер разжал руки, открыл глаза. Над ним стоял Улаф.

— Простите, что разбудил вас.

— Я не спал.

— Барон, вам нужно к Алисе, — запинаясь сказал Улаф.

Шадамер побледнел. «Нельзя раскисать, — тут же мысленно одернул он себя. — Это — мой долг перед нею».

— Уже пора? — спросил он Улафа.

— Вам лучше пойти к ней, — уклончиво ответил Улаф.

Упершись руками в стол, Шадамер встал. Он отказался от помощи Улафа и пошел сам. Он чувствовал себя лучше. Правда, ужасы Пустоты не исчезли. Они плавали на поверхности темной воды вместе с обломками его жизни, но телесная сила постепенно возвращалась. Он прошел в кладовую, заметив, что Улаф остался на пороге.

Барон пробирался меж бочек и ящиков туда, где он оставил Алису, и мысленно спрашивал себя, не мерещится ли ему это диковинное зрелище.

Алиса лежала, накрытая подобием балаганного шатра.

На ее плечи и туловище была накинута какая-то яркая, пестрая ткань, унизанная камешками и колокольчиками. Кажется, где-то он уже все это видел. Взглянув на Бабушку, Шадамер сразу вспомнил. Ну конечно, старуха сняла свою немыслимую, гремящую и звенящую юбку и накрыла ею Алису.

Быть может, так велел неведомый ему пеквейский обычай прощания с умершими? Возможно, Бабушка не перенесла смерти внука и тронулась умом. Только бы ему самому не потерять рассудок, подумал барон. Как-то он поведет себя, когда увидит ее?

Лицо Алисы скрывали рыжие волны ее волос. Чувствовалось, что боль уже не мучила ее. Руки и ноги оставались спокойными, как у крепко спящего человека. Наверное, Алиса покинула этот мир во сне. «Такой я ее и запомню», — подумал Шадамер.

Барон опустился на колени. Он приподнял руку Алисы и поднес к своим губам.

— Прощай, любовь моя…

Бабушка откинула ей волосы с лица. Шадамер сдавленно вскрикнул.

Лицо Алисы очистилось от всех прыщей и язв. Когда Бабушка коснулась ее лица, Алиса открыла глаза. Увидев Шадамера, она сонно улыбнулась барону и вновь погрузилась в сон.

— Ты спасла ее! — закричал Шадамер.

Во всем Лереме не было для него сейчас лица прекраснее, чем морщинистое, похожее на грецкий орех лицо пеквейской старухи.

Бабушка пожала плечами и покачала головой.

— Может, я ей и помогла. Но трудилась не я, а боги.

Она вздохнула и вопросительно подняла на барона глаза.

— Как Башэ?

— Он покинул нас, Бабушка. Я очень скорблю.

Шадамер показал ей мешок.

— Башэ передал Камень Владычества мне. Я обязательно завершу то, что поручил ему Густав. Я обещал это твоему внуку.

Старуха молча кивнула и принялась разглаживать свою юбку. Часть камней она передвинула. Колокольчики слабо звякнули. Бабушка не торопилась убирать с Алисы это странное покрывало, сама оставаясь в поношенной и ветхой сорочке.

— Она теперь будет долго спать, — сказала Бабушка. — Когда проснется, будет как новая.

Старуха обернулась к Шадамеру, блеснув своими почти черными глазами.

— Она тебя очень любит.

— Я тоже очень люблю ее, — сказал Шадамер, не желавший выпускать Алисину руку.

Бабушка подняла два стиснутых кулачка.

— Есть такие камни, что притягивают к себе разные железки.

— Магниты, кажется, — подсказал барон, не понимая, куда она клонит.

— Наверное. А знаешь, что бывает, когда сведешь их вместе?

Бабушка с видимым усилием пыталась соединить кулачки, но их относило в разные стороны.

— Такова воля богов, что этим камням всегда приходится быть порознь.

— Меня никогда особо не занимала воля богов, да и они сами — тоже, — сказал Шадамер, продолжая гладить Алису по волосам.

— А зря, — сердито произнесла Бабушка.

Она быстро подхватила свою юбку и надела через голову. Бабушка несколько раз дернула плечами, и юбка послушно скользнула на ее костлявые бедра, собравшись в складки вокруг ног. Колокольчики недовольно зазвенели.

— Зря, — повторила Бабушка. — Это боги вернули ее.

— Но боги почему-то не вернули Башэ, — возразил Шадамер. — Ты просила богов исцелить его раны, а они отказались.

Бабушка молча вскинула руку, отирая слезы.

— Что ж ты не сердишься на богов за это? — не унимался Шадамер. — Они спасли совершенно чужую тебе женщину, но забрали твоего внука. Почему же ты не топаешь ногами, не потрясаешь кулаками и не кричишь так, чтобы твой голос прорвал небеса?