Энгус Уэллс - Темная магия

Но Тобиас отвернулся и повел Надаму к павильону — подумаешь, три странствующих кернийца. Они недостойны внимания домма Секки.

— Осторожно, может укусить. При виде латников он начинает нервничать.

Брахт непринужденно улыбнулся, чуть отпуская поводья и позволяя жеребцу показать желтые зубы. Сержант отступил, не спуская с кернийца и его спутников бесстрастного подозрительного взгляда истового военного.

— У тебя прекрасный конь. — Он окинул взглядом жеребца. — у вас у всех прекрасные животные.

— Истинно, — согласился Брахт. — В Куан-на'Форе знают толк в лошадях.

Сержант кивнул и жестом приказал своим людям пропустить путников. Каландрилл проехал мимо сержанта, ожидая, что в любой момент его могут узнать.

Мурашки защекотали ему спину. Тобиас и Надама вошли в павильон. Наконец Каландрилл оставил за спиной последнего лучника и въехал на мост, пустив гнедого в легкий галоп за Брахтом, постепенно набиравшим скорость. Холодный пот тек у Каландрилла по лицу и ребрам.

Когда они уже были в долине, Катя подскакала к нему и с улыбкой сказала:

— Ты можешь расслабиться.

Только сейчас он сообразил, что все это время едва дышал. Его передернуло, и он глубоко вздохнул. Дорога опять стала взбираться вверх, и, перевалив через очередной холм, они потеряли из виду и павильон, и сгрудившиеся кибитки, и всех тех, кто мог его узнать. Каландрилл замотал головой, все еще не в силах произнести ни слова. Столько чувств сразу навалилось на него. Они пожирали его. И одно из них он знал. Это был страх, и Каландрилл готов был это признать. Но это был не просто страх, ибо страхом он управлять уже научился. Тут было что-то еще. Видимо, присутствие брата, его вид, сознание того, что, узнай его Тобиас, он в мгновение ока будет мертв, заставили Каландрилла остро почувствовать, что больше у него нет дома, нет семьи. Может, это произошло оттого, что он увидел Тобиаса и Надаму вместе? Когда-то он любил ее, но она предпочла ему брата. Он и раньше это знал, но был далеко от них обоих. А вот теперь он видел их вместе, был рядом с ними. Он замотал головой, только сейчас сообразив, что глаза его полны слез. Он провел по ним ладонью. Катя, не говоря ни слова, положила ему руку на плечо. Он слабо улыбнулся. Брахт ухмыльнулся и сказал:

— Хорошо же я поработал, если они увидели в тебе простого воина из Куан-на'Фора.

— Или это Дера ослепила их, — пробормотал Каландрилл, почувствовав вдруг угрызения совести за то, что усомнился в богине. Он пришпорил гнедого, пуская его в галоп за вороным Брахта, словно в скачке хотел забыться и позволить ветру выдуть из него смятение.

Они скакали до тех пор, пока кони не утомились, и остановились перекусить, уже не страшась Тобиаса. Принимая во внимание размеры его свиты и неторопливость с какой они продвигаются вперед, Тобиас доберется до Ганнсхольда намного позже их. Это успокаивало и приободряло Каландрилла. Еще до того, как ночь опустилась на вересковую долину и они стали лагерем, Каландрилл окончательно избавился от неприятных ощущений и успокоился душой, отгоняя как можно дальше воспоминания о брате и о некогда любимой женщине.

На следующий день на горизонте замаячил Ганнский хребет, а еще через день вересковые долины уступили место холмистой местности, покрытой соснами и лиственницами на зеленой, предвещавшей скорую весну траве. Дорога неуклонно поднималась к манящим горам. Она прорезала серо-голубой гранит, шла через мосты над ущельями, по дну которых шумно бежали реки, петляла по террасам, на которых каким-то чудом росли сосны, и по разукрашенным цветами долинам. Днем над головой путников кружили хищные птицы, по ночам ухали филины. До ворот Ганнсхольда они добрались только на третий день.

Над Кешам-Ваджем все еще клубился черный дым; на небе то здесь, то там играли красные всполохи от еще бушевавших пожаров; в воздухе стоял запах миндаля и мертвечины. В шатре тирана курильницы наполняли воздух сладким запахом ладана, и жаркое лишь отдаленно отдавало неприятными запахами кошмарной битвы. Брезгливый Ксеноменус помахивал носовым платком около лица, широко улыбаясь командирам, докладывавшим ему о победе.

Мятежники бежали с плато в полном беспорядке, как крысы с тонущего корабля, убравшись на восток, в Файн, на укрепленные позиции Сафомана эк'Хеннема, чтобы не допустить войска тирана к прибрежным городам, которые они еще удерживали в своих руках. Кавалерия и конные лучники совершали постоянные набеги на мятежников, и, хотя властитель Файна был еще жив и не выронил знамя восстания из рук, сегодня победа была за Ксеноменусом, а очень скоро падут и осажденные Мхазомуль и Мхерут'йи. Надо только чуть поднажать, отрезать прибрежные поселения от материка, перекрыть доступ провизии и уморить их голодом. Конечно, за одну ночь такое не делается. Может, за это придется драться едва ли не до конца года, даже несмотря на помощь, которой он обладал, — при этом тиран бросал осторожные взгляды на колдунов в черных халатах, стоявших подле него. Но, как бы то ни было, начало положено, и славное начало. Летом будет много походов и битв, зимой, естественно, продвижение замедлится, но с наступлением следующей весны — самое позднее лета — весь Кандахар вновь склонится перед единственным повелителем, а голова Сафомана эк'Хеннема украсит крепостную стену Нхур-Джабаля.

— Недурно. Очень недурно. — Ксеноменус закрыл нос платком — Бураш, как же от этих солдат несет потом, и кровью, и сталью, и драконьими шкурами! Все еще улыбаясь, ибо это была настоящая великая победа, вселявшая в него веру, он продолжал: — Пусть войска празднуют. Я прикажу прислать им вина.

— А война? — поинтересовались командиры. — Когда выступаем?

— Я сообщу, — пообещал Ксеноменус. — Это я решу утром. А сейчас я намерен отдохнуть.

Вялым жестом он отпустил офицеров, и они покинули шатер без промедления, ибо, как простые солдаты, больше доверяли клинку, нежели колдовству, а то, что видели они при взятии города, больше походило на Войну колдунов, каковую обычные смертные предпочли забыть. Однако ни один из них не воспротивился колдовской помощи, ибо Кешам-Вадж был сильно укреплен и без колдунов его бы им никогда не взять.

Как только за офицерами опустился полог, Ксеноменус поманил к себе колдунов. Аномиус оказался ближе всех к тирану.

— Ну, кто был прав? — задал он риторический вопрос. — Я знаю, кое-кто из вас хотел оставить его гнить в темнице. Видите теперь? Ведь это он даровал нам Кешам-Вадж. Нашу первую победу!

Аномиус, самодовольно ухмыляясь, поклонился. Ликандер поддержал тирана:

— Верно, повелитель Ксеноменус. Ты мудр, и решение твое было правильным.