Джонатан Уайли - Владычица снов. Книга первая

Картина, приставленная к стене, размещалась в самом сухом углу помещения; ее деревянная рама скорее походила на футляр, а сам холст был прикрыт плотной черной тканью. Даже когда солнечные лучи падали прямо на полотно (а именно так и обстояло дело сейчас), никто не мог бы догадаться о том, что в комнате спрятана волшебная тайна.

И как всегда, на Ребекку обрушилась волна смешанных чувств — страх, волнение и восторг, — когда, присев на корточки, она протянула руку и осторожно сняла с холста черный покров. Монах испытующе уставился на нее, и это выражение и эта улыбка были ей хорошо знакомы, но шумный вздох девушки вызвали не они, а залитая ослепительными лучами полуденного солнца шахматная доска. И дело было не только в том, что позиция на доске резко изменилась, такого Ребекке не доводилось наблюдать еще ни разу, — изменилась сама доска. Ряды через один сместились на полклетки вбок, так что хорошо знакомый образ шахматной доски бесследно исчез. Черные и белые поля теперь тянулись зазубренными полосами, а края доски превратились в изломанную линию. Так могли бы выглядеть зубчатые стены самой башни, если бы ее повалили набок.

— Что это значит? — не удержавшись, прошептала Ребекка.

Ей необходимо было осмыслить новое положение. Но ответа девушка так и не получила, а загадочная улыбка на устах у монаха скоро начала раздражать ее.

— Не знаю, чему это ты так радуешься, — бросила она ему. — Я не сомневаюсь, что разбила бы тебя в пух и прах, если бы только знала правила, но ты так и не удосужился ничего объяснить, не так ли? Тебе нравится мучить меня, жестокий, бессовестный…

На язык подвернулись несколько непочтительных слов, но даже сейчас, в полном одиночестве, она не осмелилась произнести их вслух.

Внезапно почувствовав себя полной идиоткой, Ребекка закрыла глаза и попыталась успокоиться. Какой смысл бранить картину? Да и вообще, что она тут делает?

Девушка вновь открыла глаза и не смогла, как ни старалась, удержаться от крика. На мгновение Ребекке показалось, будто сердце у нее в груди перестало биться, но оно тут же напомнило о себе бешеным стуком.

Монах исчез. На его месте сидело таинственное и безобразное существо, кожа которого отливала багровым, а руки заканчивались зловещими когтями. Из широко разинутой пасти торчали острые зубы и длинный черный язык. Желтые глаза над длинным, как у крысы, носом пристально смотрели на Ребекку.

Черно-белая доска опустела. Все фигуры сгрудились на столе рядом с ней, причем многие из них были повалены набок, словно их разом смели одним резким и грубым взмахом.

Чудовище смотрело на девушку с выражением, которое можно было наполовину истолковать как адскую насмешку, а наполовину — как чисто человеческую злобу. «Какие тебе еще правила», — казалось, внушало оно Ребекке.

Трясущейся рукой Ребекка потянулась к холсту. Ему хотелось всего лишь закрыть омерзительный образ, но страх сделал ее неуклюжей, и картина, издав громкий стук, рухнула на пол вместе с деревянным футляром. В ужасе уставившись на изнанку холста, Ребекка по наитию поняла, что ей довелось столкнуться со смертельной опасностью. Мышцы ее онемели и вышли из повиновения; вдобавок ей показалось, будто она падает или проваливается, словно черные глубины башни, находившиеся у нее под ногами, пытались засосать ее целиком.

Девушка отчаянно старалась не упасть в обморок. И когда она уже почти потеряла сознание, знакомый голос у нее за спиной произнес:

— Уж мне-то следовало знать, в какой крысиной норе искать тебя. Ну почему ты так упорствуешь в том, чтобы сделать мою жизнь совершенно невыносимой?

Заклятие не сработало, и Ребекка с огромным облегчением ощутила, как все ее тело расслабляется до бесформенной студенистой массы.

— Ну же! — не унималась только что появившаяся здесь гостья. — Кончай валять дурака! Мне нужна твоя помощь!

«А мне твоя», — подумала Ребекка; голова у нее по-прежнему кружилась. Вслух же она сказала:

— Эмер, я так рада тебя видеть!

Нечто в голосе девушки, должно быть, выдало ее подлинное чувство, потому что подруга и впрямь поспешила к ней на помощь.

— В чем дело, Бекки? С тобой все в порядке?

Голос Эмер прозвучал нежно и взволнованно, она обняла Ребекку за плечи.

— Уведи меня отсюда… от всего этого, — еле-еле пролепетала Ребекка.

С помощью Эмер она кое-как поднялась на ноги, девушки пробрались в дальний угол комнаты и уселись на обломки того, что некогда было кроватью.

— С самого начала, еще когда ты первый раз затащила меня в эту комнату, я поняла, что дело добром не кончится, — посетовала Эмер. — Пыль, тьма — ничего удивительного в том, что тебе что-то померещилось!

Хотя слова ее и звучали осуждающе, голос дышал добротой и любовью.

— Не померещилось, — прошептала Ребекка. — Было на самом деле.

— Ну так расскажи.

Это прозвучало требованием, а никак не просьбой. Ребекка, повернувшись лицом к подруге, посмотрела ей в глаза, потом потупилась и, наконец, отвернулась. На лице у Эмер было ясно написано, что она не намерена терпеть подобные глупости без каких бы то ни было объяснений, и Ребекка по достоинству оценила серьезность ее намерений. С другой стороны, Ребекка понимала, что, услышав ее рассказ, Эмер отреагирует на него либо саркастическим смехом и предельно язвительными замечаниями, либо в свою очередь примется безудержно разглагольствовать о чем-нибудь подобном на полном серьезе, но у дочери барона так или иначе не было другого выбора, кроме как поступить именно так, как от нее требовали.

— Картина опять изменилась, — пояснила она.

— Вот уж никогда бы не подумала!

— Но на этот раз совершенно по-другому, — продолжала Ребекка, собравшись с силами и придав своему голосу тон определенного раздражения.

Эмер улыбнулась:

— И как же именно?

Ребекка с максимально возможной здравостью описала ей перекосившуюся доску и таинственное, явно злобное существо, появившееся вместо монаха. Она говорила об этом с такой верой в собственные слова, что Эмер сразу же посерьезнела. Правда, всей этой серьезности ей ненадолго хватило.

— Господи, Бекки. Нянюшка, должно быть, опять подмешала тебе в молоко какого-нибудь снадобья.

— Ничего подобного, и ты прекрасно знаешь это, — яростно возразила Ребекка, но тоже не смогла сдержать улыбку. В какую бы ситуацию она ни попадала, подруга всегда ухитрялась насмешить ее. Так, деля на двоих радости и горе, они выросли в старинном замке — родном доме обеих девушек.

— Может быть, и так, — задумчиво протянула Эмер. — Больно уж ты добродетельная девица, что бы придумывать такие истории, как бы ни заботилась о тебе нянюшка. Мне стоит, пожалуй, и самой посмотреть на картину.