Джонатан Уайли - Владычица снов. Книга вторая

Поначалу Кусака вел себя со своим хозяином настороженно, шипя и выпуская крошечные коготки при каждом приближении юноши. Но постепенно начал доверять ему, и поначалу серьезные схватки между человеком и зверьком переросли в шутливые сражения. Гален с удовольствием разрешил использовать себя как дерево, по которому можно лазить куда только не захочется. А отправляясь на прогулку, он брал Кусаку с собой, опуская его в карман. Правда, такая — почти тюремного типа — прогулка быстро разонравилась зверьку, и он начал предпринимать отчаянные попытки побега. И так продолжалось до тех пор, пока Гален не нашел разумного решения, позволив Кусаке путешествовать у себя на плече. Тот с восторгом катался на такой высоте, он крепко вцеплялся в плечо Галену всеми четырьмя лапками и поднимал отчаянный вой, стоило кому-нибудь приблизиться к его хозяину.

Алый Папоротник и его работники все без исключения привязались к маленькому искателю приключений; вопреки вздорному характеру, он стал общим любимцем. Галену даром давали еду для Кусаки, а одна из служанок бесплатно и в охотку стирала его куртку после неизбежных маленьких неприятностей.

В полдень на пятый день пребывания в Катовере Гален сидел в общем зале трактира и лениво перебрасывался словами с кем-то из посетителей. Кусака сидел у него на плече, держась непривычно тихо, но, как всегда, настороженно. И тут дверь с грохотом распахнулась и в трактир ввалился Пейтон, а следом за ним Холмс, Киббль и Дрейн. Увидев Галена, они решительным шагом направились к его столику и тут же были встречены гневным шипением Кусаки, которому, судя по всему, пришлось не по вкусу столь бесцеремонное вторжение.

— Интересно, за кого он себя принимает? — удивился Пейтон. — За попугая, что ли?

Гален никогда не слышал о попугаях, не говоря уж о том, чтобы увидеть хотя бы одного из них, поэтому он пропустил замечание предводителя мимо ушей.

— Молодец, что выходил его, — похвалил его Холмс.

— А где у тебя ящик? — спросил Киббль.

— Ящик нам ни к чему, — гордо заявил Гален.

— Он у тебя удерет, едва мы приблизимся к соли, — заметил кто-то из археологов.

— Сомневаюсь.

— Что ж, скоро узнаешь наверняка, — пожал плечами Пейтон. Изумление, в которое он пришел, увидев успехи маленького бика, рассеялось без следа. — Можешь выступить завтра на рассвете?

— Разумеется. А куда мы пойдем?

— Будем гоняться за солью, — провозгласил Пейтон. — Хватит ждать у моря погоды.

Гален ничего не понял, так что Холмс взялся объяснить ему только что сказанное:

— Скоро начнется серьезное беспокойство соли. И она может выбросить на поверхность немало интересного. Нам надо успеть первыми наложить руки на все находки.

— А откуда вам это известно?

— Мне это известно, — подчеркнул Пейтон. — Я такие вещи шкурой чую.

— До сих пор он еще ни разу не ошибся, — поддакнул Холмс. — Но гоняться за зыбучей солью — это занятие куда более опасное, чем переправлять «салаг». Тебе и вправду хочется пойти с нами?

— Еще бы, — возмутился Гален, и Кусака тоже подвыл нечто одобрительное.

— Значит, договорились, — рассмеялся Холмс. — Берем вас обоих. Ну а как насчет того, чтобы напоить умирающего от жажды добрым пивком?

Археологи уселись за стол, и Алый Папоротник с обычной напускной неохотой обслужил их.

— А где остальные? — поинтересовался Гален.

— Отсыпаются после пьянки, — сообщил Пейтон. — Но завтра будут как штык.

— А куда мы пойдем? В каком направлении?

— Я еще и сам толком не знаю.

Пейтону явно не хотелось раскрывать свои планы в присутствии посторонних: те, с кем Гален пил до появления археологов, до сих пор оставались за столом.

— Не волнуйся, — успокоил его собутыльник Галена. — Меня на соль калачом не заманишь. Не говоря уж о том, чтобы гоняться за зыбучей солью.

Пейтон пристально всмотрелся ему в лицо, затем, по-видимому удовлетворенный, пожал плечами и ответил на вопрос Галена:

— На юго-запад.

Гален мысленно кое-что прикинул.

— То есть прямо туда, где под солью погребен город Дерис? — уточнил он.

— Есть такое мнение, — кивнул Пейтон.

Гул начался на вторые сутки пребывания археологов на соли. Кусака, на своем привычном теперь месте на плече у Галена, ответил на это воем, и Пейтон удовлетворенно хмыкнул, тогда как остальные настороженно переглянулись.

Прощание с Катовером прошло чересчур суетливо: на каждого из археологов накатило своего рода безумие. Будучи на этот раз избавлены от необходимости считаться с заказчиком, они провозились дольше обычного, возбужденно переругиваясь и пересмеиваясь, что не могло не вылиться в сплошные проволочки.

Галена посетила та же блажь, что и остальных. Наконец-то он чувствовал себя равноправным участником экспедиции — особенно теперь, когда у него была собственная лопата и завелся свой бик, пусть маленький и необученный. Хотя Галену и пришлось мириться с тем, что все по-прежнему считают его новичком, на свой собственный взгляд он уже стал самым настоящим археологом. Да и Кусака держался без всякой робости. Одной из самых забавных картинок, на которые оказалось настолько щедро их отбытие, стала встреча Кусаки с одним из взрослых биков, который был больше детеныша чуть ли не в пять раз. Оба уставились друг на друга и грозно зашипели. И сдался в конце концов взрослый бик, после чего Кусака был принят в компанию зверьков как равный и, когда они начинали возиться, не уступал и не давал спуску никому.

Радостное настроение, с которым археологи вышли из города, мало-помалу развеялось за два дня перехода без каких бы то ни было происшествий, но предвкушение добычи никого не покидало и даже усилилось после того, как они услышали гул.

Пейтон, чутье которого к поведению соли было особенно обострено, распорядился о том, чтобы на привале они разбили «быстрый» лагерь — то есть такой, сняться с которого при необходимости можно в один миг.

Ночью небо и соль, казалось, слились воедино. Блистали молнии и грохотал гром, но дождя не было, и соляные равнины отвечали небесам протяжным гулом. Вспышки света отражались на корке соли, вызывая призрачное мерцание, а временами казалось, будто соль светится сама по себе. Переливчатые всполохи появлялись и исчезали то здесь, то там, поневоле заставляя думать о духах и призраках. Воздух звенел едва слышной музыкой, которой — правда не в лад — подвывали бики. Эта была одна из тех ночей, когда, согласно поговорке, сам черт ногу сломит. Даже археологи были несколько испуганы, понимая, что находятся посреди таинственного моря.

Этой ночью они практически не спали. Едва рассвело, путники собрали пожитки и готовы были выступить в путь, но Пейтон повел себя с непривычной нерешительностью, могло даже показаться, будто он впал в своего рода транс. На ночь из клеток выпустили всю шестерку взрослых биков — и они тоже вели себя очень странно: их обычная гибкость куда-то исчезла, движения стали нервными и угловатыми.