Галина Львовна Романова - Странствия Властимира

Гусляр и остальные обернулись на Гаральда. Рыцарь смутился, как девушка, пряча глаза. Но Кощей не замечал этого. Он стоял у помоста, теребя амулеты и обереги на цепочках и шнурках, словно испрашивал у них совета. Губы его беспрестанно шевелились. Наконец он поднял глаза на всадников. Лицо его ничего не выражало.

— Что ж, — выдавил он неуверенно, — ловко вы обошли меня, сам того не ожидал. Я проверю слова ваши, а пока прошу быть моими гостями. За любую службу должна быть награда, и вы свою получите… ЭЙ, проводите гостей в их покои!

Тихий стук привлек внимание путников. Будто кто-то без надежды на успех царапает стену с той стороны.

Это заставило всех насторожиться.

Путешественники собрались в комнате Властимира. Собрались осторожно, с оглядкой, чтобы никто из слуг не заметил этого. За три дня, что прошли после возвращения, их почти не выпускали из комнат, и к Кощею пробиться тоже было невозможно. Слуги говорили, что хозяин заперся в башне и не выходил оттуда несколько дней.

Люди терялись в догадках — что уготовит им Кощей на сей раз. Они решили действовать. С предосторожностями все собрались у князя и только решили начать разговор, как внимание их привлек стук.

Синдбад, который заранее был согласен с любым решением, не принимал совершенно никакого участия в разговоре, а потому стоял у двери. Он-то первым и сообразил, что стук доносится именно отсюда. Мигнув остальным и взглядом подозвав Гаральда, он медленно вынул из-за пояса кривой кинжал, с которым теперь не расставался даже во время сна, и ударом ноги распахнул дверь.

Рыцарь прыгнул в проем. Синдбад бросился было на помощь приятелю, но тот уже ввалился в комнату, таща за собой человека в груботканой одежде домашнего покроя.

Пленник не сопротивлялся.

— Да свой я, свой! — воскликнул он, — Отпусти меня, я к вам нарочно шел!

Рыцарь разжал руки. Раб быстро отступил на безопасное расстояние и оправил одежду. Пока он нарочито спокойно приводил себя в порядок, все его узнали — это был тот самый раб, бывший воин-охранник Кощея, что еще до похода славян за смертью подглядывал за ними.

— Нашел нас! — приветствовал его Буян.

— А как не найти? — Раб сжал его руки в своих. — Я вчера прознал случаем, что вы вернулись. Улучил миг — и сюда! Мне до вас сказать кое-что надобно… Только это тайна великая!

Он указал глазами на дверь, которая все еще была распахнута. Сообразив, Синдбад прикрыл ее и встал у порога.

— Я вашего возвращения, как спасения, ждал,—объявил раб. — Уж сколько передумал за эти дни!..

— Ты дело говори — вдруг кто из сторожей наших на шум сейчас придет, — осадил его Буян.

— А я и говорю! Я после того, как вы уехали, совсем другим человеком себя почувствовал, не поверите — свободным. Я ведь мог теперь думать то, что мне хочется, и никто бы меня не заставил стать вещью говорящей…

— Что Кощей? — перебил его гусляр. — Ты знаешь, что он замышляет?

— А то нет, — гордо подбоченился бывший раб. — Он же меня за прежнего, за слепоглухонемого держит… Вот слушайте! Вчера я к нему поднимался — вдруг что хозяину надобно… пришел я, а он не знает, что я все слышу, и бормочет что-то про славян да воду живую…

— Вот здорово! — воскликнул Мечислав. — Весть добрая! Знать, он смирился!

— Смирился он или нет — про то мне неведомо, — осадил юношу раб. — А то точно, что завтра или когда в ближайшие дни собирается он отвести вас к воде той, что все за живую считают, да и дать вам ее, сколько захотите.

Услышав эти слова, все возликовали. Получат они живую воду, тогда можно и о будущем задумываться, и о доме мечтать. Но Властимир был спокоен по-прежнему. Он ощупью нашел плечо говорившего и сдавил его.

— Погромче повтори, — произнес он, и все невольно попри-тихли, услышав его голос: — “Какую все за живую воду считают”?.. Как понимать то?

— Так и понимать, — во внезапной тишине отозвался раб. — Вода та и правда силу имеет волшебную, но есть одно условие — пока течет она по земле, сила ее мертвящая. Кто глотнет ее — враз окаменеет или забудет все. Я потом уже вспомнил — и меня ею поили, и вас напоить хотят.

— Знать, нет у Кощея живой воды? — вскочил Буян. — Наврал старый колдун!

— Да есть она, есть! — воскликнул раб. — Источник ее тот же самый, да тут одна тайна скрывается… Нельзя пить воду сразу из источника! Надо просто перелить ее в какую-нибудь чашу, которая может снять заклятье, — развел руками раб. — Вот и все!

— Нечего сказать, помог, — крякнул Гаральд. — Значит, Кощей собирается нас отравить, а у нас нет шансов спастись, кроме как не пользоваться его даром?.. Но тогда все насмарку — уж лучше сделать глоточек — хуже, чем есть, не будет!

Он сел, обхватив голову руками.

В комнате повисло тягостное молчание. Люди смотрели то друг на друга, то в пол, не решаясь обернуться на молчаливого Властимира. Славяне отправились в путь ради него, и все их спутники так или иначе знали об их цели. В это время Буян лихорадочно что-то вспоминал, потирая лоб. Поднявшись, он принялся ходить из угла в угол, бормоча себе под нос.

— Чара, чара, — шептал он. — Где-то я уже слышал об этом… Ты сказал, — остановился он перед рабом, — что эта чаша может обезвреживать яды и мертвую воду делать живой?.. Эх, был бы тут Чистомысл, он бы живо подсказал… Мечислав, отец при тебе ни о какой волшебной чаше не говорил?..

— Да какой смысл? — перебил гусляра рыцарь. — Искать эту неизвестную чашу — все равно что Святой Грааль!

— А что это? — невинно поинтересовался Буян.

— Темнота языческая, — процедил рыцарь с презрением, но ответил: — Это чара, в которую кровь Господа нашего Иисуса Христа натекла от ран его, когда он на кресте висел, смерть за людей принимая…

Он уронил голову на руки, уйдя в свои мысли.

На лице Буяна понемногу начало проявляться выражение недоуменной радости, словно он наконец-то нашел ответ на трудный вопрос, причем нашел его не там, где искал. Все, удивленные, не сводили с его улыбки глаз. Только Гаральд и незрячий Властимир остались в стороне.

Оглянувшись на остановившееся лицо князя, гусляр подошел и склонился к нему, беря его руки в свои.

— Ободрись, княже, — молвил он. — Я вспомнил… Ты спасен!

— Спасен? — недоверчиво переспросил тот.

— Ну еще бы! Мне же рассказывали о Светлой Чаре, что Даждьбог из камня иссек. Обладала она даром чудным — что ни нальешь в нее, волшебную силу обретало, вода ли, кровь ли — все менялось. Сколько раз теряли ее, потом обретали, поскольку никто не мог без вреда для себя взять ее в руки — лишь чистым душой и сердцем она являлась. Где она исчезла, никто не ведает, но того, кто обладает ею, ждут беды и испытания — потому нет у нее хозяина.

Вскинувшись, рыцарь слушал гусляра, и понемногу в глазах его появлялось странное выражение — он был ошеломлен.