Галина Львовна Романова - Странствия Властимира

— Что, повелитель, по пению моему соскучился? — молвил он глухо.—Али просто так, мимо проходил да и зашел? Спускайся — мы гостям завсегда рады!

— Да ты предерзок! — зафыркал султан, оглядываясь, не слышал ли кто слов гусляра. — Ты в полной моей власти. А за такие слова я казнить тебя должен!

Он заикался, тряс кулаками, но Буяну было все равно.

— Казни,—дернул гусляр плечом.—Если бы ты знал, как ты мне надоел!..

Буян говорил то, что чувствовал. Князь наверняка погиб один, без глаз и помощи, в чужой стороне. Друзья по несчастью его за мертвого почитают. Даже то, что знал он о невесте Гаральдовой, больше не грело душу.

— Хорошо же, — раздался над ним голос султана. — Ты сам жe выбрал судьбу, неверный! Завтра настанет твой последний час!.. Но умрешь ты не один — приведут сюда тех двоих, что с тобой вместе были. На глазах твоих прикажу я казнить их, а тебя поставлю перед выбором: или умрут они, или ты согласишься волю мою исполнить, делом купив их жизни. А коли обманешь — пожалеешь, что на свет рожден. Пока же думай!

Не дав Буяну и рта открыть, султан ушел.

Гусляр вскочил, не находя себе места. Он понимал, что нет у него другого выхода — или смерть лютая, или служба позорная да совесть запятнанная. Будет принужден он служить султану до самой смерти — коли даст клятву. Он почувствовал страх — за Мечислава, что первый раз из дому выехал и жизни не узнал, за Гаральда, что бесславно погибнет, за князя, перед которым у него долг невыплаченный остался…

Буян не поверил своим ушам, когда новые звуки нарушили тишину колодца. Напоминали они тихие стоны, и сперва подумал гусляр, что тихо плачет кто-то наверху. Но когда поднял голову — все стало и яснее и диковиннее.

На решетке сидела белая птица и деловито осматривалась. Потом она запрокинула головку — и полилось, отражаясь эхом от стен колодца, голубиное воркование — точь-в-точь так весной голуби зовут своих подруг.

— Голубь мой, голубь! Ко мне, ко мне, голубь! — позвал он отчаянно.

Горло перехватило — впервые певец не находил слов. Птица на решетке забеспокоилась, переступая с ноги на ногу. Она раскинула крылья, и сердце Буяна зашлось — сейчас спугнет вестника стража, и все пропало. Но голубь вдруг опустил голову в дыру решетки, примерился — и белым камешком пал вниз.

Он падал в темноту, трепеща крыльями, но Буян успел. Изловчившись, поймал голубя в ладони и, прижимая дрожащую птицу к сердцу, зашептал:

— Коль послали тебя боги светлые, знаешь сам, о ком я печалуюсь. Коль явился ты сам, неприказанно, отнеси обо мне весть друзьям моим. Сделай так, чтоб они тебя поняли, — мне подать им знак нечем!

Голубь вертел головой и сидел на удивление смирно.

— Поспешай — у меня всего день до утра, — шепнул ему Буян и пустил птицу.

Та стрелой ушла ввысь, навстречу пятну света. Продираясь в щель, голубь обронил несколько перьев. Они упали на дно, и Буян бережно спрятал их на груди.

Мисрийские купцы могли приметить, что рабы стали услужливее и втрое торопливее, словно все разом куда-то спешили. Купцы могли заподозрить, что те что-то скрывают, но торговые дела не оставляли времени.

Рабы прятали чужеземца, своего земляка, князя из незнакомого им до сего момента города Резани. Лишь немногие знали точно, где и как его можно найти, только эти несколько человек посещали его. Прочие же каждый свободный миг тратили на то, чтобы следить за чужеземцами — не появятся ли какие из них слишком близко от палаток мисрийцев или хана, не будет ли кто потихоньку расспрашивать караванщиков. Обо всех замеченных тотчас говорили Любечанину, а тот спешил к Властимиру и передавал, что слышал. За неполные два месяца князь узнал почти о сотне иноземцев, — то были купцы и их приказчики из Византии или земли Румана, варяги и викинги, норманны и жители Запада — городов с незнакомыми названиями и неизвестным языком. Однажды ему сказали, что слышали славянскую речь, но земляками оказались искатели приключений, забравшиеся сюда вместе с варягами. Никого, кто бы напоминал Буяна или Мечислава, у палаток мисрийских купцов не появлялось.

Время шло, и с каждым днем Властимир понимал все яснее, что с друзьями случилась настоящая беда — иначе гусляр давно бы сыскал способ отправить весточку. А то, возможно, сложил-таки неугомонный буйну голову, а Мечислав по неопытности пропал. Властимир ближе к концу второго месяца ожидания уверился в этом, и даже встречи с Облаком его больше не радовали, хотя Любечанин исправно по ночам выводил Властимира на погляд с другом.

Оставалась еще одна надежда — что где-то еще стоит караван из Мисра и Буян с Мечиславом искали его там, но Любечанин быстро развеял мечты, сказав, что другого каравана нет — он может прийти только по весне.

Однажды Любечанин зашел к Властимиру в неурочное время. Князь научился угадывать, скоро ли к нему придут, и порядком удивился, услышав ставшие знакомыми шаги. Раб протиснулся сквозь обвалившиеся камни и оказался в маленькой комнатке в шесть шагов шириной.

— Что, ты видел их? — с порога спросил Властимир.

— С иной я вестью, — вздохнул Любечанин. — Только что слыхал я, как хозяин посылал людей к караванщикам. Вскорости уезжает наш караван обратно в Миср, так что придется тебе либо расстаться с нами, либо отправляться в чужую сторону…

Властимир сжал кулаки, задумался.

— Сколько до отъезда у меня еще времени? — спросил он.

— Того не ведаю, но не больше пяти-шести дней. Точно известно будет за двое суток.

— Что ж, — тихо молвил Властимир, — ты следи, а как точно время вызнаешь — так сразу ко мне. А я тем временем что-нибудь придумаю.

Он по давней княжеской привычке взмахом руки отпустил Любечанина и, не дожидаясь, пока стихнут его шаги, ощупью присел на камень и обхватил руками голову.

Любечанин не ушел — он стоял чуть в стороне. Именно он первым услышал хлопанье крыльев над головой. Вскинулся раб и увидел, что в пролом крыши влетел белый голубь и мечется теперь, ища выхода.

— Что это? — выдохнул он. — Птица белая кружит, и прямо над тобой!

Хлопанье крыльев снизилось. Казалось, птица вот-вот сядет резанцу на голову. Князь поднял руки, защищая по привычке лицо, и почувствовал, как за его пальцы цепляются коготки пытающейся сесть птахи.

— Прямо к тебе льнет, — восхищенно выдохнул Любечанин. Птица упорно пыталась опуститься на его руку, и Властимир подставил ладонь.

Сев, голубь успокоился — распушил хвост, расправил крылья и тотчас заворковал, встряхивая грудью. Властимир ахнул, узнавая песню.

— Это ведь голубь? Голубь? — спросил он, осторожно протягивая к птахе руку.

— Он самый, — ответил Любечанин.

— Вестник крылатый. — Князь ощупью погладил птицу по спинке. — От кого ты мне весточку принес? Уж не от Буяна ли?