Галина Романова - Тайна лорда Мортона

Доспех отсалютовал и растворился в воздухе, оставив после себя легкий аромат конюшни, а директор уселся по-собачьи в центр освободившейся пентаграммы.

– Дело вот в чем, – сказал он. – Наш дух Рыцаря, перевоплощаясь в тот или иной доспех, всякий раз оставляет свою память в прошлом. Будучи гладиатором, он не помнит, где был и что делал в доспехе русского ратника. А став русским ратником, забывает, что был когда-то тевтонским рыцарем. И так далее. Девушка, – кивнул он Студентке, которая понуро стояла в уголке, размазывая по щекам слезы пополам с косметикой, – ты помнишь, в каком доспехе был дух Рыцаря ночью?

– Ка-а... а-а... кажется, в кольчуге Викинга, – всхлипнула она.

– Вот и отлично. Значит, надо всего-навсего подождать, пока снова не оживет Викинг!

– Но этого можно ждать сколько угодно! Хоть до скончания века!

– Нет. Мы можем приблизить это время, если просто-напросто разберем все доспехи в холле и поменяем местами их детали, – вмешалась Берегиня. – Например, к русской кольчуге приделаем греческий шлем, а к пластинчатой броне монгольских ратников добавим наручи тевтонских рыцарей. Дух Рыцаря не будет вселяться в неправильно собранные доспехи, и ему останется один выход – кольчуга Викинга. Которую мы нарочно оставим нетронутой!

– Великолепно! – просияла дама Морана. – Этовыход... И горе тому, – добавила она свирепым шепотом, взглянув на Черного Вэла, – кто помешает духу вселиться в доспех Викинга или оставит неповрежденным какой-нибудь другой доспех!

Школа была в трансе. Уроки в тот день сократили, дети ходили притихшие. Гнетущая тишина стояла даже на переменах, ибо дама Морана не выдержала и прочла перед всеми лекцию о том, что не потерпит никакого нарушения дисциплины. Сгущая краски, она просто-напросто напугала детей. Да и мы, учителя, ходили на цыпочках.

Я мало знал о секте Белого Мигуна – только то, что рассказал мне мессир Леонард, вручив фотографию матери, да по обрывкам беседы с Черным Вэлом. Но интуитивно догадывался, что возрождение Братства может обернуться для всего магического мира катастрофой. Белый Мигун на свободе. Неизвестно, где он находится, но что он собирает силы для реванша – не вызывало сомнений. В новостях периодически передавали информацию о том, что Белого Мигуна якобы видели тут и там. Сперва он мотался во всем Британским островам, но потом его встретили в Дании. А спустя какое-то время некто похожий на Мигуна крутился в Парижском Диснейленде, и кое-кто даже видел, как он садился в поезд до Силезии. Старую Европу продолжало лихорадить, но до сих пор нигде столь активно не проявляли себя сторонники Мигуна. Представляете, какой разразился бы шум, если бы узнали о ЗНАКЕ в Школе МИФ? Это, как минимум, означало бы, что Белый Мигун уже добрался до Скандинавии!

После занятий я сбегал в библиотеку и попросил Серую Мышь дать мне подшивки газет и журналов двадцатилетней Давности, но библиотекарша меня огорошила – оказывается, после того как Мигун был арестован, пришел приказ из Министерства, повелевающий уничтожить всю информацию о секте! Оставили только кое-что в архивах и учебниках истории. И она, как честная волшебница, выполнила приказ.

Отчаявшись что-либо отыскать – ибо в свои школьные годы уже читал учебник по истории магии и не нашел там ничего о секте, – я возвращался к себе и не поверил своим глазам, когда увидел, что возле дверей в мою комнату топчется Даниил Мельхиор.

На мальчике не было лица. Веки опухли от слез, он кусал губы и подозрительно сопел носом. К груди мальчик крепко прижимал объемистый сверток, показавшийся мне знакомым.

– Что случилось? – Я потрепал Даниила по плечу.

– Вот... вот, – всхлипнул он.

Сверток оказался инсектарием, который несколько недель назад я сам сделал для его мотылька. Несчастное насекомое лежало на дне без признаков жизни.

– Пошли. – Я распахнул дверь, пропуская мальчика внутрь.

На Даниила было жалко смотреть. Усевшись к столу, он поставил инсектарий, вытащил тельце мотылька и склонился над ним. Я осторожно вынул насекомое у него из рук и внимательно осмотрел.

Мотылек выглядел ужасно. Пушок на тельце весь вылез, оно сморщилось и местами начало чернеть. Глаза тоже обмякли. Крылышки облетели и обтрепались, а бурый узор на них выцвел. Только усики-антенны еще сохраняли прежний вид и слегка подрагивали.

– Он... он умер? – Даниил с опаской заглядывал мне в руки.

– Пока еще нет.

– Значит, ему можно помочь? – Мальчик вцепился мне в локоть.

– Боюсь, что нет. Извини. – Я осторожно положил мотылька под свет лампы. – Твой отец – ведь это дух твоего отца! – не мог быть вечно с тобой. Он остался на этом свете, чтобы защищать тебя от опасностей, но сегодняшние события... Ты знаешь, что сегодня произошло?

– Да, – кивнул мальчик, – кто-то нарисовал на арке в холле Знак секты Белого Мигуна.

– Вот как? – Я удивился. Мы же ничего не объясняли детям! – Откуда ты знаешь?

– Просто знаю, и все, – буркнул Даниил, но потом все-таки ответил: – У нас дома он был нарисован на стене. Мама и папа всегда завешивали его картиной, когда к нам приходил инспектор от Инквизиции.

– К вам приходили инквизиторы?

– Да. Раз в месяц. Папа говорил – проверить, как мы живем, потому что они думали, что мои родители... ну, до сих пор не забыли... ну, вы понимаете?

Я кивнул. То, что инквизиторы не оставляют своим вниманием бывших сектантов, для меня было новостью. Но почему ничего подобного не сообщил Вэл? Почему, в конце концов, к нам домой не ходили инспекторы? Ведь на воспитании Графов находился я – сын духовной дочери самого гуру! Или все-таки приходили, но я был слишком мал и не запомнил?

Мотылек слегка пошевелил усами. Он попытался приподняться, но слабые лапки его не слушались. Даниил жадно следил за ним.

– Мы можем что-нибудь для него сделать? – прошептал он. – Может быть, заклинание...

– Вряд ли. Прости, Даниил, но Знак Мигуна... Мигун был очень сильным магом. Сильным и опасным. Думаю, твой отец пытался защитить тебя от него. Но раз здесь появился его Знак, то...

– Мой отец сражался с ним и проиграл?

– Да.

– Мне страшно, – прошептал Даниил.

Я обхватил его за плечи, и мальчик прижался ко мне, вздрагивая, словно за дверями уже стоял кто-то пришедший по его душу.

Мотылек все еще шевелился. Я присмотрелся к его движениям. Насекомое явно пыталось дать нам какой-то знак? Или это просто агония?

– Он умирает, – всхлипнул мальчик.

– Да.

– И мы ничем не можем ему помочь?

– Думаю, можем, – сказал я. – Мы должны позволить ему умереть.

Даниил с испугом воззрился на меня. Какой-то миг мне казалось, что он вот-вот схватит мотылька и убежит.

– Понимаешь, – торопливо заговорил я, – твой отец уже все равно мертв. Его душа вернулась в этот мир, чтобы защищать тебя, и он был при тебе так долго, как мог. Но мотыльки недолговечны. Обычное насекомое давно бы уже умерло – его поддерживает воля твоего отца. Вселись он в какое-нибудь другое существо, с более долгой жизнью, он бы и прожил в этом облике дольше. Но мотыльку – настоящему мотыльку – пора умирать. Ради любви к твоему отцу мы не имеем права заставлять его дольше мучиться. Поверь, он будет тебе только благодарен за то, что ты позволишь ему обрести покой.