Майкл Роэн - Полуденные врата

Дом – вот ещё одна туча на горизонте. Думать о доме не хотелось. Он олицетворял для меня новые заботы и обязанности, необходимость принимать решения, улаживать раздоры, которые съедают время – минуты и часы в ничтожном количестве дней. Кроме того, дом – это одиночество, которое отсюда мне даже трудно было себе представить. Или я уже давно нашел для этого ответ? В нашу последнюю ночь я лежал в темноте, слишком взбудораженный, чтобы заснуть, слишком усталый, чтобы бодрствовать, и тут до меня донесся настойчивый стук в дверь и скрипучий голос стюарда:

– Капитан шлет вам привет, сэр! Земля на горизонте! Принести вам горячей воды?

Было ещё темно. Застонав, мы очнулись, разомкнули объятия, в нос ударил запах наших усталых тел. Молча, почти не обращая внимания на наготу друг друга, мы обтерли себя губкой, натянули одежду и поднялись на палубу. Джип приветственно махнул рукой и показал куда-то вперед. Сначала я ничего не увидел, потом глаза стали различать извилистые очертания хребта и звездное сияние в дымке, окутавшей самую высокую его вершину, напоминавшую зуб в челюсти ископаемого чудовища.

– Гунунг Агунг [149], – тихо проговорила Джеки. – Священная гора.

– Больше, чем священная, – вдруг раздался сзади резкий голос Шимпа.

Мы так и подскочили. Во время всего плавания Шимп почти не сходил со своего места возле леера и ни с кем не разговаривал, а сейчас он стоял, выпрямившись во весь рост, словно плотная, как стена, тень, и пристально вглядывался вдаль.

– Вершина – kaja [150] , тропинка справа – это добро, kelod [151] , тропинка слева – зло. Зло приходит на Бали с моря. А вы что туда принесете? – спросил Шимп.

– Самое лучшее из того, что здесь знают, – спокойно проговорила Молл со своего места у штурвала. – А что ещё может ответить любой из нас? Говорят, что даже те, кто находится у самого Края, не могут предсказать, какие последствия вызовет чей-то поступок, как переплетутся нити судеб.

– Так может быть, лучше вообще никак не поступать, – громко проговорил Шимп, а его обычно тусклые глаза оживились и заблестели. – Неужели не лучше подавить желание совершить поступок, чем позволить этим нитям запутываться и дальше?

Молл фыркнула.

– Тогда Сита так бы и лежала у ног сторукого Раваны. [152]Повтори слова Кришны, мой Стефан, и поступай так, как ты, по-твоему, должен поступить.

– А как я должен? – В то утро все имело для меня горький привкус. – Если проект провалится, придут голод и смерть. Если он осуществится, мы принесем…

– Хуже, чем смерть, – прорычал Шимп. Длинные руки свело судорогой, плечи ссутулились. – Мужчины умрут. Женщины умрут. Дети умрут. Все умрет. Даже те потусторонние силы, которые вы разбудите, тоже имеют свой конец, так же как и начало. Но они смотрят дальше. Людские жизни для них, что сухие листья в печи, – пых! Помечутся, и нет их. А огонь продолжает гореть. И приходят другие поддержать его. Что придает смысл жизни и смерти людей, что поддерживает этот огонь, если не заветы предков?

– Ну подумайте, – вздохнула Молл, в её тихом голосе звучала печаль. – Вы, сэр Шимп, вы же мудрец, вы разжигаете огонь. Но что вы скажете ребенку, который плачет и просит дать ему хотя бы рисинку, когда у него живот раздуло от голода? Неужели вы утешите его тем, что обычаи предков мудры? И что вы скажете матери, которая рыдает над могилой ребенка и царапает ногтями высохшую землю? Ну? – с внезапной яростью выкрикнула Молл. И хотя нас всех окутывала бархатистая тьма, мне показалось на миг, что я отчетливо вижу её – ноги широко расставлены, голова откинута назад, словно она бросает вызов возвышающемуся перед ней Шимпу.

– Нет, – резко ответил тот. Он склонил голову и стал меньше ростом. – У меня нет ответа. Нет его и у тех сил, которые хотели бы остановить этих двоих и их проект. Вот я и помогаю, чем могу и как могу. Но я прошу их ответить мне.

– Это несправедливо! – возразила Джеки. – Как мы можем ответить на то, на что не находите ответа ни вы, ни эти ваши силы?

– Может, вам ответить легче, чем им, миледи, – сказала Молл. – Они видят только перепутанные нити. А вы можете соединить какие-то из них, чтобы они стали прочнее, или выбрать какую-то одну из клубка и сделать её главной.

Впереди на мгновение вспыхнула красная точка; и сквозь все усиливающийся ветер я вдруг услышал какой-то тихий дребезжащий звук, скорее я его даже почувствовал, чем услышал, – легкое сотрясение корабля и моря за бортом.

– Гунунг Агунг не дремлет, – тихо проговорил Шимп, и тут я увидел, как посветлело небо. Но все вокруг оставалось бесцветным.

Таким же бесцветным все было и тогда, когда «Сапфир», пыхтя, вошел в мелководный залив Паданг, обменявшись небрежными гудками с одним из ранних паромов, направлявшихся к другим островам. Если кто-то из пассажиров парома и заметил что-то странное в прибывшем пароходе, они, наверное, приписали эту странность плохой видимости и забыли о ней. Полчаса назад мы прошли мимо китайской джонки, относившейся к эпохе династии Мин [153]; в каждом порту на рассвете и закате возникают свои странности. Тогда восприятие притупляется, и приоткрываются двери между Спиралью и Сердцевиной. Мы легко прошли вдоль высокой набережной, где обычно швартуются суда, совершающие круизы, и не успели наши кранцы коснуться бетонной стенки, как уже был готов кран.

Контейнер взмыл в серое небо – массивный зловещий силуэт, покачиваясь, он наконец со скрипом опустился на пыльный бетонный мол – форпост древнего острова Бали. Я, наверное, в сотый раз взглянул на часы: четверг, третье мая, два часа сорок семь минут восточного поясного времени. Этим вся церемония и ограничилась. Приветственных криков не было. Блокада была прорвана. Мы свое дело сделали.

– Сожалею, что не могу предоставить вам время для прощания, – извинился Феррис, доставая из жилетного кармашка большие часы с крышкой. – Но если мы хотим захватить рассвет…

– Вы и так уже столько для нас сделали, – ответил я. – И вы оба тоже!

Джип худой рукой похлопал меня по плечу.

– Не стоит благодарности. Но, иосафат [154], Стив, приятно было снова повидаться с тобой. И с этими моими лохмотьями тоже. Ты все ещё их носишь, будто в них и родился. В них и для них. Может быть, скоро мы снова с тобой увидимся… в этих краях.

– Думаешь, это разумно? Раньше ты предостерегал меня от этого!

– Разумно! – прервала меня Молл. – Ты растешь, наполняешься, и, хорошо это или плохо, тебя нельзя останавливать. Я… я не читаю по звездам, но я тоже буду следить за тобой и впредь. Однако будь осторожен, берегись углов, за каждым может подстерегать опасность, снова угодишь в какую-нибудь переделку. Остерегайся Стефана, Стефан!

Она потянулась, обняла меня, привлекла к себе и словно обвилась вокруг моего тела, так что я снова ощутил, какая она гибкая, податливая, какая жизненная энергия пылает в ней. Её губы коснулись моих губ, но это не был поцелуй, скорее мы обменялись вздохами из полуоткрытых губ. И тут же Молл отпустила меня, а у меня по нервам словно пробежал огонь.