Дженнифер Робертсон - Разрушитель меча

— Ну аиды…

Встряхиваясь, лошадь не задумывается о всаднике. Она просто трясется как большая мокрая собака, только более энергично.

Вода во флягах заплескалась. Украшения уздечки зазвенели. В сумках что-то задребезжало. А у меня все суставы запротестовали. Их поддержали и внутренности.

— Пустоголовый, вислоухий козел… — я болезненно спрыгнул, потащив за собой перевязь и меч, и застыл, чтобы проверить, не отвалилась ли у меня голова. Только мне стало немного лучше…

— Ну? — спросила Дел.

— Ну что?

— Что будем делать?

— А сама не догадаешься?

Она всерьез задумалась.

— Остановимся?

— Молодец, догадалась! — искренне восхитился я и сделал шаг в темноту.

Дел поймала жеребца прежде чем он успел пойти за мной.

— Ты куда?

Неужели ей все нужно знать?

— У меня важное дело.

— Тебе снова плохо?

— Нет.

— Тогда что… а-а, извини.

— Не угадала, — пробормотал я. — В первую очередь главное.

Или пустяки на конец, в зависимости от того, кто вы и что собираетесь делать.

С мечом.

Моим мечом.

Чье настоящее имя было Самиэль: горячий, пустынный ветер, скрывающий силу бури.

Чья суть была извращена, и сделано это было человеком, известным как Чоса Деи, волшебником из легенды, обладавшим даром собирать могущественную магию. Должным образом собранная, она переделывалась и изменялась, чтобы служить ему.

За свою жизнь Чоса Деи много что переделал, даже большую часть Юга. Он переделывал людей.

И теперь ему нужен был я.

Я выскользнул из бурнуса, оставшись только в набедренной повязке и с ожерельем из когтей песчаного тигра. На мне не было даже сандалий; песок проходил между пальцами. Я долго стоял там, в пустынной темноте, сжимая перевязь. От одной простой мысли вытащить клинок из покрытых рунами ножен и вызвать его к жизни возникало покалывание в костях. Что-то похожее всегда происходило со мной, если рядом появлялась магия; она пробиралась даже в самые мелкие косточки и устраивалась надолго. От нее ныли зубы. Боль от магии была хуже похмелья.

Я чувствовал только бессилие. Мой голос был наполнен им.

— Проклятый богами, порожденный аидами меч… почему никто из этих Северян не мог одолжить мне клинок, а не заставлять меня взять — и самому создать — эту трижды проклятую штуку под названием яватма?

Пот сбегал по коже, по шрамам на ребрах. Я уже говорил, что слишком давно не мылся и ноздри тут же забил запах пота. Запах страха. И ядовитая вонь магии, которая застревала даже в зубах.

Я вырвал Самиэля из ножен. В свете звезд сталь сияла приглушенно. Вспышка, сияние, отблеск. И чернота Чоса Деи, забравшегося уже на треть клинка.

Я наклонился, сплюнул, пожалел, что некогда выпить вина, акиви, воды. Чего-то, что могло перебить привкус во рту, успокоить желудок, ослабить зуд, наполнивший мои кости.

Тело сотрясла короткая дрожь. Все волоски на руках и бедрах поднялись, затылок покалывало.

— Я знаю, что ты там… — напряженно прошептал я, — …знаю, что ты там, Чоса Деи. И ты знаешь, что я здесь.

Капля пота залила один глаз. Я торопливо стер соленую влагу предплечьем, провел запястьем по ноющему лбу и плотно сжал челюсти, собираясь в ожидании танца.

Я вспомнил, что сделал когда-то в глубинах глотки Дракона. Как я, доведенный до края сил, воли и нужды, умудрился победить Чоса Деи в стенах его тюрьмы, скрытой в Горе Дракона. Я призвал все мои силы и изгнал из себя веру во все, кроме магии; я забыл о силе плоти, и ждал помощи только от богов и волшебства. Мне пришлось расстаться с привычным скептицизмом и принять Северную магию, скрытую глубоко внутри стали. Я использовал ее, управляя ею песней, как и было принято на Севере, заставляя ее служить мне

— пока я не стал таким же как Чоса, переделывая и заново создавая… Повторно напоив клинок. Призвав его, хотя не должен был этого делать, находясь уже где-то на грани ворот в аиды. Меня переполняла уверенность. Я точно знал, что делал, и помнил о женщине, ради которой делал это.

Винил ли я ее? Нет. Она бы сделала для меня то же самое. За несколько недель до встречи с Чоса Деи мы с Дел сошлись в схватке, которая должна была определить наши судьбы; мы оба проиграли, хотя ни один из нас не сдался, а повторись все снова, мы бы снова поступили так же. Но тогда, в пещере Чоса, в самом сердце Горы Дракона, я призвал силу и переделал мою Северную яватму. Она стала не просто мечом. И даже не просто магическим мечом.

И мне это совсем не нравилось.

Я позволил перевязи выпасть из моей левой руки. Теперь я держал только меч, как держат обычное оружие: твердо, сжав пальцы на витой рукояти; мозоли двадцатилетней давности плотно ложились в привычные углубления. В узоры, вырезанные на душе и духе.

Уже почти половина моего меча была черной, словно побывала в огне. Но пламя, опалившее его, было холодным как смерть и жило ВНУТРИ стали, неприятным соседом того, чем меч должен был быть: яватмой по имени Самиэль, создателем бурь, таким же как Бореал Дел. Только ее бури были по-Северному холодными, а мои по-Южному горячими. Должен был быть, если бы в него не пропал Чоса. Чоса наполнял каждую из струн магии, протянутых по всему клинку. Невидимая сеть пульсировала, словно билась в агонии от смертельного яда. Если не уничтожить Чоса, если не освободить клинок, Самиэль умрет. И волшебник, освободившись, займет ближайшее тело, чтобы обрести новый дом для своего духа. Танцор меча, известный как Песчаный Тигр, просто перестанет существовать. Его место займет Чоса Деи в возрасте шестьсот сорока двух лет.

Или уже шестьсот сорока трех?

Аиды, вот время летит.

Я поднял меч и сильно воткнул его в Южный песок. Клинок скрылся наполовину. Я услышал шипение расступающихся перед мечом песчинок, почувствовал, как сталь вошла в почву. И тогда я встал на колени и зажал рукоять в тюрьму своих рук. Другую тюрьму для Чоса Деи.

Первую он уже начал разрушать.

Звук, который я издал, напоминал рев. В тот момент мне было все равно, я хотел только закричать, ободрать себе глотку хрипом, лишь бы он был полон силы и страстного желания победить Чоса Деи.

Но рев почти мгновенно затих, а вместе с ним ушло и понимание происходящего. Я знал только одно: я держал меч. Или он держал меня, а это все меняло.

Он был сильным — он ведь Чоса Деи — и очень, очень злым. Он бесился оттого, что попался в тюрьму Северной стали. Он ненавидел сам меч за то, что тот осмеливался удерживать его. Но гораздо глубже и сильнее, полный холодной, твердой решимости, он ненавидел меня. Я был его целью. Я был человеком. Я был врагом, который украл его душу и запер ее в мече.

Тонкий разрез между большим и указательным пальцем жгло. Так же жгло порез на ноге. И я знал, теперь уже совершенно точно, что такие «случайности по неловкости» не прекратятся. Они будут происходить все чаще, последствия их будут все неприятнее. Они могут довести и до смерти. Чоса успел изучить Самиэля. Теперь он изо всех сил растягивал границы тюрьмы, стараясь из своего заключения навредить мне. Сделать из меча моего главного врага.