Дженнифер Роберсон - Песнь Хомейны

Роуэн оправил одежду:

- Да, господин мой.

Я повернулся к остальным. Все они были людьми Роуэна, готовыми к восстанию и мятежу. Сейчас на их лицах читалась растерянность: они не до конца верили в то, что принц, которого они так ждали, действительно вернулся и теперь находится среди них.

Я прочистил горло:

- Большинство из вас слишком молодо, чтобы помнить Хомейну до кумаалин до тех времен, когда мой дядя Мухаар вынес всем Чэйсули смертный приговор. Вы выросли в страхе и недоверии к ним - как и я сам, - я поднял руку, исключая самую возможность каких бы то ни было возражений. - Они не демоны. Не звери.

Они не служат богам преисподней - они служат мне.

Я помолчал:

- Кто-нибудь из вас когда-нибудь видел воина Чэйсули?

Нестройный хор отрицаний был мне ответом, даже Роуэн сказал - нет. Я заглянул в лицо каждому из них:

- Я не потерплю вражды и кровопролития между своими людьми. Чэйсули - не враги вам.

- Но… - начал было один из хомэйнов - и тут же умолк под моим взглядом.

- Не так просто забыть то, чему вас учили всю жизнь, - продолжал я уже спокойнее. - Я знаю это лучше, чем вы думаете. Но я полагаю также, что вы сможете пересилить суеверный страх перед тем, чего не понимаете - и тогда вы увидите, что они ничем не отличаются от остальных людей, - я помолчал. - Лучше бы вам так и поступить.

За моей спиной коротко рассмеялся Роуэн. И мне показалось, что в его смехе слышится облегчение.

- Будете ли вы служить мне, - спросил я, - даже если подле меня будут Чэйсули?

Согласились все. Я ожидал услышать в их голосах недоверие и нерешительность - ничего подобного не было.

- Итак, Песнь продолжается, - пробормотал Лахлэн, и я рассмеялся его словам.

Роуэн рассказал мне и о моей родне, оставшейся в живых: о матери и о сестре. Мы сидели вдвоем за угловым столом, обсуждая планы создания армии.

Роуэн говорил ясно и подробно: было видно, что он действительно всерьез обсуждал эти вопросы со своими единомышленниками, и я был благодарен ему за это. С его помощью подготовка к восстанию и войне пойдет гораздо быстрее.

Но когда наконец он вскользь заметил, что, должно быть, моей матери не хватает общества моей сестры, я жестом остановил его.

- Разве Турмилайн не в Жуаенне? Роуэн покачал головой:

- Беллэм держит ее заложницей. Уже несколько лет: мне кажется, это случилось вскоре после того, как вам удалось бежать из Хомейны-Мухаар.

Удалось бежать… Тинстар просто отпустил меня. Я угрюмо ковырнул ножом столешницу и знаком попросил Роуэна продолжать.

Он пожал плечами, не зная, что я хочу от него услышать:

- Госпожу Гвиннет держат в Жуаенне под надежной охраной. Принцесса Турмилайн, как я и говорил - в Хомейне-Мухаар. Беллэм старается заполучить в свои руки все, что только может привести тебя к нему. Он не смеет дать им свободу, страшась, что, находясь на воле, они дадут хомэйнам повод к восстанию.

- Вместо меня? - я задумчиво поскреб бороду. - Что ж, Беллэм будет слишком занят мной. Ему больше не нужны эти две женщины.

- Но он будет держать их в плену, - уверил меня Роуэн. - Он никогда не отпустит их, поверьте, господин мой.

На мгновение он умолк и внимательно посмотрел на меня:

- Идут даже разговоры о том, что Беллэм собирается жениться на твоей сестре.

Я выругался и вскочил на ноги, невольно схватившись за меч - мы уже успели снова замотать рукоять кожей - но тут же снова сел и с размаху всадил нож в дерево столешницы:

- Торри этого не допустит.

Я прекрасно понимал, что ее никто не станет слушать. Женщины в таких случаях лишены права голоса. Роуэн улыбнулся:

- Я слышал, что она - не слишком-то удобная Заложница. Тем более, две женщины в одном замке… - он весело рассмеялся.

- Две?

- Дочь Беллэма, принцесса Электра, - Роуэн нахмурился. - Поговаривают, что она - любовница Тинстара.

- Тинстара? - я выпрямился и внимательно посмотрел на Роуэна. - Беллэм отдал ему свою дочь?

- Я слышал, что это цена, которую назначил Тинстар за свою помощь Беллэму.

Мой господин, я немногое могу рассказать вам. По большей части, все это только слухи. Я не решусь утверждать, что все это правда.

- В слухах всегда есть толика правды, - задумчиво проговорил я, снова принявшись за пиво. - Что ж, если она - любовница Тинстара, я смогу использовать ее в своих целях.

- Ты хочешь использовать женщину против чародея? - Роуэн потряс головой. Прости меня, господин мой, но, мне кажется, ты совершаешь ошибку, - Принцы не совершают ошибок, - надменно проговорил я и тут же ухмыльнулся, заметив его смущение. - Да нет, глупости, любой человек может ошибиться, и только глупец не признает этого. Что ж, нам нужно составить план.

Вернее, два плана - как освободить мою мать из Жуаенны и Торри - из Хомейны-Мухаар.

Я нахмурился: ну, почему рядом со мной нет Финна! Тяжко будет обдумывать такое без него… Пристально взглянул на Роуэна:

- Для человека, который отрицает, что он Чэйсули, ты просто необыкновенно похож на воина.

Лицо Роуэна потемнело:

- Я знаю. Это мое проклятье.

- Не бойся. Мне ты можешь спокойно признаться… - Мне не в чем признаваться! Меня порадовало, что он не скрывает своего гнева - даже перед принцем. Во мне всегда вызывали подозрения люди, прячущие свои истинные мысли и чувства за угодливыми улыбками и раболепными поклонами.

- Я сказал уже, что я не Чэйсули, - уже спокойнее повторил он, и, подумав, прибавил, - господин мой.

Я рассмеялся - но смех замер у меня на губах: я услышал, как позади меня Лахлэн коснулся струн своей Леди, сплетая странное колдовство.

Я обернулся к моему загадочному союзнику. Элласиец. Чужак, который утверждал, что хочет стать моим другом. Был он слугой Беллэма? или - Тинстара?

Или - он просто сам по себе, слишком умный и хитрый человек, чтобы служить другим? Я по-прежнему сомневался в нем.

Медленно я поднялся, Роуэн последовал моему примеру - из, вежливости, но по его глазам я видел, что он озадачен. Я пересек комнату и остановился у стола Лахлэна, в желтом тусклом свете свечей его голубые глаза казались черными.

Он мгновенно перестал играть - пальцы замерли на мерцающих струнах. Его слушатели, заметив выражение моего лица, сочли за благо молча отойти в сторону.

Я вытащил меч из ножен. В глазах Лахлэна мелькнуло выражение страха.

Высокий резковатый аккорд сорвался со струн арфы - и тут же смолк, но свечи и светильник угасли.

В таверне стало темно - но не настолько, чтобы ничего не было видно: просто сумрачно. А колдовское сияние зеленого камня на арфе Лахлэна позволяло видеть достаточно ясно.

Пальцы арфиста касались струн. Но и острие моего меча - тоже. В лице арфиста отчетливо читался страх - он боялся, что я убью его арфу, словно бы дерево и струны были живыми, словно бы она была живым существом - зверем или человеком.