Николай Толстой - Пришествие Короля

Когда Само замолчат, чтобы придать пущего блеска своим словам, в разговор вмешался один из благородных гостей, что стояли за его спиной. Вперед вышел воин. Был он не из народа бриттов. Зим пятидесяти на вид, был он не слишком приятен лицом — красноносый и лысоватый. На нем была потрепанная белая туника с широкой пурпурной каймой под красивой лорикой, украшенной на груди девятью чеканными дисками [59]. Несмотря на простецкий вид и отрывистую речь, говорил он властно и казался человеком влиятельным. Говорил он на лладине, языке церковников и людей Ривайна, который, к счастью, знали король Мэлгон и некоторые из присутствующих.

— Знайте, о короли, что этот торгаш не во всем честен, — начал чужеземец с презрительной резкостью. — Он заявляет, что варвары завоевали Сицилию. А я знаю, что это вранье, потому как у меня есть хорошие основания верить тому, что имперский флот, который вывез часть наших войск из Бетики, провел эту зиму в Сицилии. А если уж он в этом наврал, то можно ли ему верить в остальном? Может, лучше было бы порасспрошать его покрепче да сверить его ответы с тем, что вы знаете от других. Люди вроде него привычны говорить красивые слова и служить как варварам, так и римлянам!

Короли удивленно переглядывались. К вмешательствам такого рода они не привыкли. Их королевские советы проходили так: в присутствии великого короля вроде Мэлгона, которого все боялись, каждый должен был высказаться сам и выслушать своего товарища. Если короли были равны, если им был положен одинаковый галанас и цена чести, они могли ожесточенно спорить, не обращая внимания друг на друга. Но кто же был этот чужеземец, который вел себя так, словно считал, будто бы достоин говорить князьям, что им делать, а что нет?

Все выжидательно смотрели на верховного короля, Дракона Острова. Мэлгон Высокий, однако, вроде бы вовсе и не был раздражен. Он благосклонно кивнул нарушителю спокойствия и знаком приказал Само продолжать.

— Может, этот господин и прав, — уступил купец, любезно кивнув своему противнику, который с недовольным видом вернулся к своим товарищам. — Я не говорил, что точно знаю, что фрайнки сейчас на Сицилии, просто такие вести достигли слуха короля Теодебальда в Париже, когда тот был еще жив. Я сам слышал это от Приска-еврея, чьи перекупщики закупают африканское зерно на рынках Массилии [60]. Капитаны кораблей говорят, что сейчас они опасаются заходить в порты Панорма или Неаполя, боясь, что их грузы захватят фрайнки или готы. Мне, как торговцу, это кажется достаточно убедительным, но ручаться не стану.

Чужеземец, чье вмешательство вызвало это отступление от сути разговора, покачал головой — не то не доверял Само, не то сомневался в важности его вестей Купец, ремесло которого сделало его привычным ко всякого рода спорам, не обиделся и продолжал:

— Из того, что я сам видел и слышал, могу я сказать, о великие короли и советники, что Кинрик и большая часть его воинов сейчас далеко от берегов этого Острова. Победили они в Италии или, наоборот, разбиты — не знаю. Возможно, этот человек знает об этом больше меня. Но, как вы сами увидите, посетив рынок завтрашним утром, я не нашел покупателей своим товарам среди саксов, в чьих домах почти не осталось богатых мужей. Я не воин, но то, ч го я увидел своими собственными глазами, позволяет мне поручиться за то, что сегодня у саксов мало воинов и земли их беззащитны. По | крайней мере мне так кажется, о король.

Мэлгон Гвинедд одобрительно кивнул и знаком приказал Само немного помолчать, пока короли все это обсудят. Поднялся гвалт, мнения были самые разные. Были те, кто досадовал на то, что мы не сможем раздавить в их змеином логове сразу все отродье сэсонов или ивисов, как мы обычно называем их. В то же время другие говорили, что и с оставшимися будет где разгуляться копью и мечу. Среди последних особо выделялся Рин маб Мэлгон, принц, жадный до вражьей крови, равно как до вина и меда. Он настаивал на быстром и немедленном походе на вражьи твердыни, сколь бы крепкими они ни были.

— Предадим весь их край огню и мечу! — восклицал он. — Вернем кости Гвертевура Благословенного в каждый порт и позаботимся, чтобы Остров Могущества был очищен от заразы этих язычников на веки вечные!

Наконец Мэлгон кивнул старцу Мэлдафу, и тот поднял руку, призывая к молчанию.

— Конечно же, мы должны быть осторожны в наших советах, — произнес он ровно и властно, — хотя я трудностей не вижу. «Зло себя не прячет», и, уж конечно, не лжецу быть таким совершенным в речах. Не вижу оснований сомневаться в рассказе этого человека — он осторожен и хитер, и нет противоречий в том, что он поведал нам. Он еще кое-что должен сказать нам, и, если только я не ошибаюсь, это куда важнее всего того, что мы уже слышали.

Само поклонился верховному королю и продолжил рассказ. Хотя говорил он как купец — вежливо, просто и по делу, то, как он время от времени осматривался, говорило о том, что он прекрасно осознает, что его рассказ все сильнее и сильнее волнует слушателей.

Получалось, что, хотя и сильно ослабленные отплытием Кинурига за море, ивисы все еще имели небольшое, но решительное войско под началом молодого принца Кеавлина, наследника (или, как эго называется на их грубом языке, эдлинга) Кинурига. И даже сейчас они собрали кого могли в деревянной крепости Кеавлина — на их грубом наречии она называется хеал-рекед, на нашем же, плавном и красивом, достойном Рая языке — ллис. Она находится, как говорят, неподалеку от развалин огромного каменного города, который они называют Винтанкеастер, а мы, бритты, — Каэр Вент [61]. Хотя там еще сохранились остатки крепких стен, ивисы боятся использовать его как крепость (так говорили они купцу Само), поскольку они верят, что эти стены — работа великанов и что там, особенно по ночам, бродят демоны. Однако окруженная частоколом крепость, которую они построили рядом со старым городом, расположена умно, поскольку от Винтанкеастера лучами, словно спицы колеса, расходятся мощеные дороги на запад, север и восток ко всем границам их королевства. И если зажгутся сигнальные огни или примчатся вестники, их войско в короткое время может достигнуть любого места, где есть угроза.

При этих словах встал Герайнт маб Эрбин, воинственный король Дивнайнта, и подтвердил, что к словам купца стоит прислушаться.

— Это, — объяснил он совету, — и послужило причиной разгрома, постигшего мой госгордд четыре года назад. Когда мы зашли в глубь их страны, тесня их меньшее числом войско, король Кинуриг зашел нам в тыл с огромными силами и захватил Каэр Карадог. И нам пришлось отступить, чтобы они не ударили с двух сторон — спереди и с тыла, да к тому же в их руках осталась эта большая крепость. Она и поныне у них в руках — позор и поношение для бриттов! Мы были побеждены хитростью, не отвагой. Но если мы собираемся сокрушить королевство ивисов раз и навсегда, так, как настаивает принц Рин маб Мэлгон, то мы должны превзойти их в коварстве.