Гарри Тертлдав - Император для легиона

– Впечатляет, – сказал Гай Филипп, наблюдая за подготовкой к штурму. – А на стенах, я полагаю, уже кипятят масло, чтобы устроить нам теплую встречу.

– Absit omen [Да не послужит дурным знаком (лат.)], – ответил Марк латинской поговоркой, не слишком, впрочем, надеясь на благоприятный исход штурма. Все, что они сделали, готовясь к атаке, было отлично видно со стен, и видессиане хорошо знали о том, что происходит, несмотря на старания Гавраса хоть как-то скрыть и замаскировать приготовления к штурму.

– Если бы в городе нашелся хоть один командир, у которого осталось немного мозгов и мужества чуть побольше того, которое нужно, чтобы переварить бобы и навонять после этого, он напал бы на нас прямо сейчас и загнал в море, – проворчал Гай Филипп, наблюдая, как солдаты движутся к городским укреплениям. На расстоянии они казались не больше муравьев.

– Не думаю, чтобы такой смельчак нашелся, – отозвался Скаурус. – Чернильные души держат своих генералов под каблуком, иначе те давно бы уже это сделали. Ортайяс может изображать из себя воина, сколько ему угодно, но Варданес управляет с помощью налогов и интриг, а не с помощью стали. Он не слишком доверяет солдатам и не позволит им действовать самостоятельно.

– Надеюсь, что ты прав, – кивнул старший центурион, однако патрули распорядился удвоить. Гай Филипп оставался верен себе: быть настороже никогда не вредно.

Римляне не были застигнуты врасплох, когда ночью отряд всадников вырвался из открывшейся на миг крепостной ниши, спрятанной в стене у основания башни. Нападавшие держали в руках горящие факелы, мечи, луки и осыпали стрелами все, что попадалось им на глаза. Видессиане – опытные пиротехники – умели начинять горючими материалами светильники и метательные снаряды, так что факелы их горели невероятно ярко. Крики: «Ортайяс! Сфранцезы!» – рвались из глоток приближающегося врага. Часовые у брустверов кричали в ответ: «Гаврас!», одновременно с этим кличем до Марка донеслись первые стоны раненых. Вскоре зазвучал и другой боевой клич, заставивший Скауруса поспешно надеть шлем и самому броситься в битву.

– Ршавас! – кричали нападающие. – Ршавас!

Многие из них были вынуждены остановиться у насыпи, отделявшей город Видессос от Империи. Солдаты эти сцепились с часовыми-римлянами, они бросали в них факелы и осыпали стрелами, но увидев, что противник не поддается, отступили. Действия их подтвердили слухи, ходившие о мародерах Ршаваса: храбрые со слабыми и не слишком стойкие в настоящей битве.

Один упорный отряд все же перевалил за высокий, в человеческий рост редут и начал обмениваться с римлянами ударами мечей. Другая часть отряда топорами и дубинами крушила осадные машины. Руководил прорвавшимися солдатами высокий, могучего сложения человек, который, вероятно, и был Ршавасом.

С криком: «Остановись и готовься к бою, убийца!» – Марк бросился на него. К разочарованию трибуна, на голове врага был шлем со щитком, закрывающим лицо, и взглянуть ему в глаза Марку не удалось. Ршавас, кем бы он ни был, оказался не трусливого десятка. Он принял вызов и кинулся на Скауруса, меч его взлетел высоко в воздух. Два клинка лязгнули, скрестившись, и Марк почувствовал, как невидимая сила ударила его в плечо. Символы друидов загорелись золотым огнем на галльском клинке. Они были ярче и горячее, чем в тот день, когда он сразу же после прибытия в столицу сражался на дуэли с Авшаром, князем-колдуном из Казда. Трибун стиснул зубы – ага, так Ршавас тоже владеет заколдованным оружием? Ну что ж, это ему не поможет.

Битва разделила их, прежде чем трибун успел разделаться с Ршавасом. На предводителя банды тотчас набросился Фостис Апокавкос. Он был так разъярен и так хотел отомстить за Дукицеза, что вмиг позабыл все, чему учили его легионеры. Он яростно рубил своим гладием, лезвие которого было слишком коротким для такого боя. Ршавас играл с ним, как кот с мышью, смеясь холодным, жестоким смехом. Наконец, пресытившись игрой, он нанес страшный удар по шлему Апокавкоса. Меч его, к счастью, скользнул, и Фостис, хотя и рухнул на землю, был еще жив. С воем ярости Ршавас наклонился, чтобы добить солдата, но Гай Филипп встал на его пути.

– Прочь с дороги, маленький человечек! – прошипел Ршавас. – Иначе тебе будет плохо.

Апокавкос, оказавшийся позади старшего центуриона, поднялся на колени, вытирая залитое кровью лицо. Гай Филипп между тем отставил ногу, покрепче уперся в землю, сплюнул через щит и приготовился к бою. Град ударов, яростных, как порывы урагана, обрушился на ветерана, но римлянин, более опытный и умелый, чем Фостис Апокавкос, сразу оценил длинный меч противника. Годы битв научили его искать у врага слабое место. Он искусно оборонялся, нанося ответные удары, только когда ему не угрожала непосредственная опасность. Ршавас сделал ложный выпад и попытался обойти старшего центуриона, но тот быстро отступил влево, не подпуская гиганта к Фостису. Марк, увидев, что Гай Филипп сражается с Ршавасом, бросился к нему на помощь. За ним устремилось несколько легионеров, а Виридовикс, который, как всегда, явился сам по себе отдельной армией, уложив двоих солдат, подобрался к Ршавасу сзади. Рыча и изрыгая проклятия, гигант вынужден был отступить. Солдаты его, повадками своими весьма смахивавшие на обычных бандитов, поспешно перебрались через насыпь. Ршавас последовал за ними и, оказавшись на другой ее стороне, издевательски отсалютовал Скаурусу мечом.

– У нас еще будет время поболтать! – крикнул он, и мрачная уверенность, прозвучавшая в голосе негодяя, заставила трибуна насторожиться. Ощущение близкой опасности холодком пробежало по его спине.

– Попробуем их догнать? – предложил Гай Филипп.

Командир бандитского отряда все еще стоял на нейтральной земле, явно вызывая римлян на поединок. Марк с сожалением покачал головой.

– Не стоит. Все, чего он хочет, – это заманить нас под удар арбалетов и катапульт крепости.

– Да, пожалуй, это будет стоить дороже, чем жизнь шлюхиного отродья, – согласился Гай Филипп. Повел онемевшим плечом и добавил: – Силен, как медведь, черт бы его побрал. От его ударов у меня до сих пор рука не шевелится. И скутум этот тоже уже никуда не годится.

Бронзовые заклепки, покрывавшие верхнюю часть щита, были все сбиты, а толстые дубовые доски основы раскрошены в щепы.

Вода не могла погасить пожар, охвативший одну из осадных машин, подожженную головорезами Ршаваса, и ее пришлось засыпать песком. Большая катапульта, метающая камни, была разрушена, а несколько других повреждены топорами и дубинками. Скауруса удивило, что повреждения оказались столь незначительными, – впрочем, и времени у нападавших было немного. Потери также были невелики, Виридовикс один уложил чуть не половину всех погибших в бою врагов, и Марк был уверен, что скоро вся армия будет оповещена о его доблести. Из римлян никто не погиб, и это чрезвычайно обрадовало трибуна Каждый убитый легионер был еще одним потерянным звеном цепи, связывающей его с тем миром, который он никогда больше не увидит, – еще одним человеком, с которым Скаурус мог поделиться воспоминаниями об утраченном навсегда Риме. У трибуна сжалось сердце от внезапно нахлынувшей тоски по дому…