Дмитрий Туманов - Следствие считать открытым

— Этот неудачник все-таки заснул и свалился в костер! — воскликнул Таниус и бросился тушить «меня», объятого пламенем.

— Райен, спишь, что ли? — спросил Штырь, увидев «меня», сидящего у костра. — О горе нам, нашему сыскарю кто-то нож в спину воткнул! Райен, ты жив? Ой, у него голова отвалилась, как же он без головы-то…

— У меня запасная есть, — мрачно пошутил я, волоча жертву змеиного укуса к костру для опознания. — Пока вы тут дрыхли, я в одиночку отражал нападение превосходящих сил врага.

— Да ты у нас настоящий герой, — усмехнулся Таниус, прекративший тушить уже бездыханного «обгорельца». — Этого душегуба ты заживо поджарил.

— Да-а, воистину герой, цельный отряд практически голыми руками завалил! — съёрничал Штырь, осматривая труп второго лазутчика. — А этот аж посинел, пена у рта, глаза навыкате — налицо все признаки отравления. Случаем, не ты его укусил?

— Все может быть… — уклончиво ответил я, внимательно осматривая труп.

Эти парни были агентами Контрразведки — на рукаве у одного тускло поблескивала эмблема зловещей организации — две сплетенные руны «К», изображавшие паука на паутине, точно такой же знак был вытатуирован на запястье второго. Но не это взволновало меня. Одежда убитых была запылена и местами заляпана грязью. В пустыне грязи нет, но ее достаточно в ущелье…

— Быстро сворачиваемся! — крикнул я. — Штырь, слазай на скалу.

Малек побежал к ближайшему скальному выступу, с которого просматривалось нижнее ущелье, второпях запнулся, покатился кубарем и возмущенно заорал:

— Какой криворукий урод растянул здесь веревку? И это называется сигнальной нитью?! Да я чуть шею себе не сломал!

Я скромно промолчал — ну не было у меня под рукой ничего, кроме веревки. А Штырь проворно, словно обезьянка на пальму, вскарабкался на останец, сразу же спрыгнул вниз Я стрелой рванулся в нашу сторону.

— Они входят на перевал! — крикнул он, взлетая на Белоснежку.

Враг продвигался всю ночь и сократил расстояние между нами от полудня до получаса, а то и меньше. Побросав все, что не успели свернуть, мы погнали коней в сторону пустыни. Мой резвый данийсккй жеребец сразу вырвался вперед, свернул в ложбину между песчаными холмами и споткнулся о мою же веревочную растяжку, выдернув ее вместе с опорами. Хорошо, что я ночью поторопился, колья неглубоко вбил, а то бы мы оба тут и завершили свое путешествие.

От перевала донеслись крики и визг — нас заметили. Теперь начинается гонка на выживание. У нас свежие лошади, но у противника наверняка есть конная смена.

Пустыня приближалась — теплый сухой ветер овевал лицо и свистел в ушах. Но враг не отставал — пять или шесть самых умелых всадников вырвались вперед и держались за нами. Мой конь, похоже, все-таки повредил ногу о веревку, поскольку он начал прихрамывать с каждой минутой все сильнее и сильнее. Теперь он уже не успевал за Вороным и Белоснежкой, Таниус и Штырь были вынуждены придерживать коней, и потому расстояние между нами и преследователями начало сокращаться. Все-таки сражения не избежать…

Там, где кончалось ущелье и начинались песчаные барханы, из песка торчали руины какой-то древней крепости. Если уж и придется принимать неравный бой, то только в ее стенах.

Давай, коняга, жми из последних сил! Я слегка кольнул конский круп кинжалом, отчего несчастное, замученное животное отчаянно заржало и резко рванулось вперед. До арки крепостных ворот было уже подать рукой, но в этот момент конь споткнулся, жалобно заржал и грузно завалился на бок, придавив меня.

Конь не подавал признаков жизни, нога застряла намертво, а враги были уже рядом — настолько близко, что я мог Разглядеть их красноносые бородатые лица под рогатыми касками. Двое лесняков раскручивали франциски, двое — держали на изготовку топоры. Последний, самый крупный и злобный, по всей видимости, их командир, чей шлем был украшен таким количеством рогов, что смахивал на корону, тянул из-за спины двуручную секиру.

Конечно, Таниус и Штырь не бросили меня. В унисон ударили арбалеты, и оба топорометателя вылетели из седел, Но лесные наемники оказались храбрыми бойцами — они, прикрываясь щитами, поскакали прямо на моих хранителей и сшиблись с ними с лязгом и треском. Удар, сталь звенит о сталь, и на песке остаются лежать окровавленные рыжебородые трупы. Двое. Третий, «лесной король», до того державшийся позади, обогнул стычку сбоку и теперь во весь опор несся прямо на меня.

Положение у меня было совершенно безнадежное — Таниус и Штырь еще только разворачивали своих коней и явно не успевали мне на помощь. Мой метательный нож остался в голенище башмака придавленной ноги, а моим коротким строевым мечом секиру не отбить. Вот и закончились твои странствия, горе-расследователь Райен.

Очевидно, лесняк не умел бить на скаку — за пару шагов до меня он соскочил на землю, криво усмехнулся, крякнул и взметнул свое сокрушительное оружие над головой.

Время замерло. Я явственно почувствовал Грань — незримую черту между жизнью и смертью. Сейчас она пролегала по острому лезвию секиры, на расстоянии трех локтей от моей души, и звенела тонко, почти неслышимо, словно перетянутая стальная струна, готовая порваться в любой момент. Почему он медлит, почему не бьется мое сердце? Может быть, я уже умер?

Откуда-то доносится легкий свист. Медленно-медленно, как во сне, в грудь лесняка, пробивая кольчугу двойного плетения, впивается стрела с белым опереньем. Я смотрю в его изумленные глаза и чувствую, что ощущает человек, перешедший Грань. Незримая струна, связывающая тело и душу, оборвалась… навсегда.

Значит, мое время еще не пришло. Позади меня, в полуразрушенной арке, стояли, купаясь в лучах восходящего солнца и сверкая зеркальными доспехами, девять всадников в белых плащах и на белоснежных конях, точных копиях Белоснежки Штыря.

Рыцари Единого Храма. Хранители веры. Борцы за справедливость. Охотники за моей головой.

Пока Таниус и Штырь вытаскивали меня из-под павшей лошади, белые плащи совещались, кивая на строй наемников, разворачивавшийся на ходу в боевой порядок. К нам подъехал один из храмовников, с белым командирским султаном на шлеме, точная копия которого венчала голову его коня. По длинному, развевающемуся пучку волос на затылке было понятно, что это женщина — видимо, та самая особа, что своей уязвленной гордостью спровоцировала битву под Травинкалисом. В результате от ее армии осталась лишь горстка людей, но этой гордячке все неймется — она снова рвется в бой, а белый конь под ней так и приплясывает.

— Вас преследуют слуги Тьмы, — произнесла всадница низким, но редкостно глубоким и звонким голосом, откидывая забрало. — Я, Региста Каштановая Прядь, командор ордена Храма, предлагаю вам защиту и покровительство.