Элизабет Хэйдон - Пророчество: Дитя Земли

Рапсодия вспомнила о Майкле, Ветре Смерти, и о жестком блеске в его глазах, когда он сообщал ей о своих условиях:

«Ты не только будешь удовлетворять все мои желания, ты станешь делать это с радостью и готовностью. С разными ласковыми словечками, стонами и соответствующими звуками. Я намерен уехать, забрав с собой твое сердце, после того как я множество раз с удовольствием трахну тебя, моя милочка. Сможешь выполнить мое условие? Обещаешь демонстрировать ответную страсть?»

Она закрыла глаза и попыталась заблокировать воспоминания о бесконечном ужасе, застывшем в глазах той девочки.

«Хорошо, Майкл. Я буду говорить все, что ты пожелаешь. Отпусти ее».

Рапсодия обхватила себя руками. Она подумала о победной улыбке на лице Майкла: она либо станет искренне говорить то, что он хочет услышать, либо будет вынуждена лгать, что еще хуже. В любом случае он победил.

— Уж поверь мне, такое бывает, — наконец сказала она.

Ее глаза встретились с глазами Эши, и она затаила дыхание. У него были такие же голубые радужные оболочки, как у Майкла.

— Что-то не так?

Она потрясла головой, и все сразу встало на свои места. Да, у Майкла могли быть такие же глаза, но в его зрачках отсутствовали вертикальные разрезы. Возможно, именно из-за этого странного каприза природы за Эши и охотились.

— Нет, — покачала головой Рапсодия. — Все в порядке. Надеюсь, ты никогда не попадешь в ситуацию, когда тебе придется лгать. Это едва ли не самое страшное, что может быть в жизни. Но, возвращаясь к началу разговора, — твое желание вполне выполнимо. Я попытаюсь быть твоим другом и союзником. Не могу говорить за Грунтора и Акмеда, но, если я замолвлю за тебя словечко и ты не станешь им предлагать то, что противоречит их убеждениями, они охотно станут твоими союзниками. — Она увидела, что на лице Эши появилось неудовольствие. — В чем дело?

— Извини. — Казалось, Эши о чем-то сожалеет. — Иногда меня поражает, что ты связалась с этой парочкой, особенно с Акмедом.

— Но почему?

— Он отвратителен, вот почему.

Рапсодия ощетинилась:

— Ты его совсем не знаешь. Как ты можешь так говорить?

— Я уже дважды был его гостем и не могу сказать, что это доставило мне удовольствие.

— Мне очень жаль, — искренне сказала Рапсодия. — Он действительно бывает излишне резким. Но почему ты остался?

Эши подошел к огню и снова взялся за кочергу. Огонь не желал разгораться.

— Мне симпатичны ты и Джо. А когда ты упомянула Элинсинос, я понял, что могу тебе помочь ее отыскать. Я один из немногих ныне живущих лесничих, которые бывали рядом с ее логовом.

Рапсодия удивилась, услышав слово «лесничий».

— Ты официально занимаешь должность лесничего? — Он кивнул. — Ты проходил обучение у Ллаурона?

— Да.

— Я там была! Он очень милый человек. Ты получил от него конкретные указания?

Эши передвинул каминный экран.

— Да, кое-какие. Обычно сам Ллаурон не занимается подготовкой лесничих, предоставляя это Гэвину, которому иногда помогает Ларк.

— Да, с ними я тоже встречалась. Ларк показала мне много лекарственных трав. Извини, я отвлеклась. Акмед совсем не такой плохой, как кажется. К нему не просто подступиться, у него очень необычный взгляд на жизнь, но мне хорошо рядом с ним. У нас очень много общего.

Эши содрогнулся.

— Если не считать того, что вы оба намерьены в Первом поколении, я не вижу у вас ничего общего.

— Я не говорила, что Акмед намерьен Первого поколения, ты сам сделал такой вывод. Могу привести в пример нашу внешность, здешние люди одинаково на нас реагируют.

Эши потрясенно посмотрел на Рапсодию.

— Что?

— Да, и если ты сам не заметил, мы оба носим плащи с капюшонами, потому что в противном случае на нас сразу начинают глазеть или еще того хуже.

Он удивленно потряс головой, окончательно убедившись в том, что Рапсодия действительно не понимает, почему все так на нее смотрят. Хотя он и раньше это подозревал, по трясение не проходило.

— Акмед чрезвычайно уродлив.

Она начала терять терпение.

— Ты склонен к поспешным выводам! Глупо считать, что внешность человека равнозначна его личным качествам.

— А я как раз и говорю о личных качествах.

— Я уже сказала, что ты его совсем не знаешь.

Эши прислонился к стене рядом с камином.

— Ты так и не ответила на вопрос о нем и тебе.

— Какой вопрос?

— О том, смогла бы ты жить с Акмедом, я имел в виду, выйти за него замуж. — Последние слова он произнес сквозь зубы.

— Может быть, — ответила она. — Но мы никогда не обсуждали подобную перспективу. Возможно, эта мысль приведет его в ужас. Как я уже тебе говорила, я не собираюсь выходить замуж, но если мне суждено после всего остаться в живых, то он один из лучших кандидатов.

Эши заметно помрачнел.

— Почему?

— Ну, давай посмотрим: он знает обо мне больше, чем любой ныне живущий человек, ему известны мои сильные и слабые стороны, и его не смущает моя внешность.

— Рапсодия, никого не смущает твоя внешность. Она не обратила ни малейшего внимания на его последние слова.

— И я не думаю, что он ждет от супружества того же, что большинство других людей.

— Чего, например?

— Любви. Акмед знает, что у меня нет сердца, и ему все равно. Вероятно, он будет удовлетворен тем, что я могу дать. Конечно, эти рассуждения носят сугубо теоретический характер. Как я уже сказала, мы никогда не обсуждали данную тему.

— Мне кажется, Рапсодия, что ты напрасно заранее отказываешься от любви, тем более что ты сама так высоко ценишь это чувство.

Рапсодия вновь рассердилась.

— Какая разница! И почему тебя так тревожит проблема моего супружества?

Эши отвернулся. Теперь, когда его лицо больше не скрывал капюшон, ему стало гораздо труднее разговаривать с Рапсодией.

— Меня оно не тревожит.

— А мне кажется странным, что тебя огорчает возможность моего брака без любви.

Он повернулся и посмотрел ей в глаза.

— А меня удивляет, как ты можешь говорить об этом так спокойно. Ты же сама утверждала, что очень серьезно относишься к семье.

Рапсодия обдумала его слова.

— Ты прав. Однако мои рассуждения касаются только тех людей, которые способны любить.

— А ты к ним не относишься.

— Совершенно верно.

— Но почему?

Она вздохнула и посмотрела на огонь, который тут же начал разгораться.

— Я отреклась от любви, мне она запрещена.

Эши присел на кровать напротив Рапсодии.

— Почему? Ты вступила в религиозный орден и дала обет безбрачия?

Рапсодия фыркнула:

— Едва ли.

— Тогда почему?

Рапсодия опустила глаза.

— Еще в старом мире я обменяла способность любить на то, что хотела сохранить.

— Что именно?

— Ребенка, — ответила Рапсодия.

Она подняла взгляд и вдруг поняла, что с легкостью отвечает на его вопросы, — за прошедшие годы Рапсодия никогда ни с кем об этом не говорила.