Элизабет Хэйдон - Пророчество: Дитя Земли

Теперь Джо снились его глаза, невероятно голубые и чистые, смотревшие на нее из сумрака капюшона, и копна медно-рыжих волос — больше ей ничего разглядеть не удалось. Когда через несколько месяцев он пожаловал в Илорк, Джо принялась внимательно наблюдать за ним, но безрезультатно. Иногда она даже сомневалась, что видела его глаза и волосы.

Изредка Джо снилось его лицо, но, как правило, такие сны превращались в кошмары. Каким бы приятным ни было начало, заканчивалось все наводящими ужас картинами. Джо просыпалась с ясной мыслью, что у мужчин, закрывающих свои лица, имеются на то серьезные причины. Вот, например, Акмед: он ведь тоже скрывает свое лицо, и он уродлив, как смерть, и даже хуже, если такое возможно.

Первый раз, когда Джо увидела Акмеда без вуали, которой он обычно закрывал нижнюю часть лица, она не удержалась и вскрикнула. Его кожа была рябой и нечистой, сквозь нее проступали синеватые вены, придавая лицу нездоровый вид. А над вуалью находились близко посаженные глаза — непохожие один на другой, — которые, казалось, никогда не мигают.

Она отвела Рапсодию в сторону:

— Как ты умудряешься выдерживать его взгляд?

— Чей взгляд?

— Акмеда, естественно.

— А что такое?

Ее названая старшая сестра не могла ей помочь разобраться с путаницей, царившей в горах фирболгов. Казалось, Рапсодия совершенно не замечает уродливости чудовищ, среди которых они живут. И всякий раз, когда Джо упоминала о том, что ей трудно смотреть на Акмеда, Рапсодия пялилась на нее так, словно у нее выросло две головы. При этом Рапсодия не понимала, какие чувства испытывает Джо по отношению к Акмеду, и Джо была очень этим довольна — она не ощущала себя предательницей.

Ее и без того глодал стыд за ту радость, которую она испытывала, видя, что Рапсодия не обращает внимания на впечатление, производимое ею на Эши. Жизнь на улице научила ее наблюдательности, и, хотя Эши старался не выказывать своей заинтересованности, она не могла ее не заметить. Джо не сомневалась, что от Акмеда и Грунтора этот факт также не укрылся. Но Грунтор большую часть времени был занят обучением армии болгов, а у Акмеда имелись свои причины для неприязни к Эши, так что ей не удавалось подтвердить свои подозрения, а задавать прямые вопросы она не решилась бы даже под страхом смерти.

Джо перевернулась на живот, поджала колени и обхватила себя руками, пытаясь защититься от стрел ревности, сыпавшихся на нее со всех сторон. И чем больше она мечтала о внимании удивительного незнакомца, тем мучитель нее становились жестокие мысли о Рапсодии, стоящей у нее на пути. Рапсодии — единственном человеке, который ее любил, но теперь невольно ставшей преградой к вниманию Эши.

Рапсодия и два болга спасли Джо из Дома Памяти, где ее собирались принести в жертву вслед за несколькими другими детьми. Акмед и Грунтор решили передать ее лорду Стивену, но Рапсодия сделала Джо своей названой сестрой и взяла с собой. Она всегда защищала Джо, а ее любовь оставалась неизменной, что бы та ни натворила. Джо уже начала испытывать ответное чувство к Рапсодии, когда появился Эши, сразу все усложнив. Если раньше у Джо была одна задача — выжить среди бродяг и разбойников, и ей далеко не каждый день удавалось найти пищу и удобный ночлег, то теперь жизнь решительно изменилась.

Последняя свеча в спальне Джо погасла, и в темноте повис резкий запах расплавленного воска. Джо наморщила нос и натянула одеяло на голову. Утро никак не наступало.

Сны Эши отличались от сновидений обитателей этого мира. Поскольку он не был ни мертвым, ни по-настоящему живым, у него оставался лишь один способ избавиться от агонии, не отпускавшей его ни на миг, пока он бодрствовал, — воспоминания о Прошлом.

Даже сон не приносил облегчения. Редкие видения, посещавшие Эши, когда он ненадолго погружался в дремоту, были полны боли. Обычно они являлись кошмарами из его нынешней жизни или еще более мучительными эпизодами Прошлого. Он даже не знал, какие из них ему труд нее переносить.

В его жилах текла кровь дракона, и из-за этой двойственности жизнь Эши представляла собой непрекращающуюся череду страданий, лишь с краткими мгновениями передышки. Стоило ему проснуться, и вновь возникал шепот, настойчиво повторяющий тысячи глупостей, тысячи требований. Но сейчас, хотя бы на короткое время, бормотание стихло, отступив в дальний уголок его сознания перед мирным сном, дарованным ему в последнюю ночь пребывания в удивительном королевстве Илорк.

В тишине комнаты для гостей, которую он занимал, Эши видел сон об Эмили. Прошли годы, десятилетия с тех пор, как она в последний раз одаривала своим присутствием его сны, прекрасная невинная Эмили, подруга его сердца, погибшая тысячу лет назад. Он провел в ее обществе всего один вечер, но с того самого мгновения, как их глаза встретились, понял, что она вторая половина его души.

И она тоже это поняла и успела сказать, что любит его, одарила своим сердцем, абсолютным доверием и целомудрием, и у него возникла уверенность, что они заключили брак, хотя оба едва вышли из детского возраста. Только одну ночь они провели вместе. А теперь он знал, что ее пепел развеяли по другую сторону мира ветры Времени много жизней назад и единственная частица Эмили осталась лишь в ржавых тайниках его памяти.

Но если Эмили мертва и навсегда поселилась в Прошлом, то Эши оставался полуживым в Настоящем. Его существование было наполнено тайной — он скрывался от преследователей, охотившихся за ним, — и определялось тем, кто им манипулировал. Именно по этой причине он шел по миру, прячась под плащом, заряженным стихией воды, полученной из Кирсдарка, водяного меча. Плащ окружал его туманом и защищал от тех, кто мог при помощи ветра распознать его сущность.

Живое облако скрывало его от глаз остального мира. Он пришел в царство болгов по приказу, чтобы понаблюдать за троицей, управлявшей чудовищами Илорка, а по том обязан был вернуться с докладом. Эши ненавидел тех, кто его использовал, но ничего поделать не мог — жизнь и судьба больше ему не принадлежали, они находились в очень недобрых руках, а сам Эши был всего лишь орудием для исполнения чужой воли.

Впрочем, он имел возможность быть рядом с Рапсодией. С того самого момента, как дракон в его крови ощутил ее присутствие на Кревенсфилдской равнине, он сразу же увлекся ею, и его тянуло к Рапсодии, точно мотылька к огромному огню, пылающему в чреве мира. А после их встречи обе части его натуры — драконья и человеческая — сразу же попали под ее обаяние. Будь Эши живым чело веком, а не его оболочкой, он бы сумел противиться ее магии. И однако же он боялся Рапсодии не меньше, чем был ею очарован.

«Сэм». Слово рождало эхо в его памяти, от тихого голоса Эмили глаза наполнились слезами даже во сне. Она называла его Сэмом, и ему нравилось звучание этого имени. Они слишком быстро расстались, он не успел назвать свое настоящее имя.