Элизабет Хэйдон - Элегия погибшей звезды

Главный вход.

Найлэш Моуса с величайшей осторожностью выглянул наружу, он сделал несколько шагов, чтобы не видеть скучающих стражников. Он хотел без помех проститься с окружающим миром, которого больше никогда не увидит. Его взгляд на мгновение задержался на танцующих в солнечных лучах снежинках. Благословенный мягко улыбнулся и вошел в храм.

Он в последний раз закрыл за собой тяжелые двери базилики и вернулся к алтарю из Живого Камня.

Он вновь начал тихо повторять слова Запирания. «Какая ирония, — подумал он, чувствуя, как судорога перехватывает горло, — эти слова — обратная сторона песни, которая помогла родиться храму, священной молитвы тех, кто создал Терреанфор». Он представил себе момент, когда люди впервые увидели храм во всей его первозданной, неувядаемой красоте, и едва не разрыдался, поскольку отныне никто и никогда ее не увидит и не почувствует величия созидательной силы первородной стихии земли.

«Береги Терреанфор». Патриарх рискнул жизнью и даже собственной душой, развернув Цепь Молитв, чтобы Благословенный Сорболда смог его услышать.

Борясь с тошнотой, мучительной болью и кровью, которая начала сочиться из носа и глаз, Найлэш Моуса продолжал твердить слова Запирания, пока врата базилики не обрушились. Вместе с ними обвалилась и часть Ночной горы, похоронив под обломками стражников и замуровав его самого.

Базилика была запечатана навсегда.

В недрах далеких гор, в королевстве, граничащем с Сорболдом, последнее Дитя Земли вздохнуло. Кризис миновал, лихорадка прекратилась, и на гладком лбу высох болезненный пот.

Дитя вновь погрузилась в сон.

Рапсодия провела дрожащими пальцами по влажным волосам Меридиона. Слишком слабая, чтобы петь, она начала едва слышно произносить собственную ноту, эла, шестую ноту гаммы, Новое Начало, надеясь, что это придаст ей силы или хотя бы подарит облегчение.

Она вспомнила о тех временах, когда ее нота приносила ей утешение, напоминая о звезде, под которой она родилась, и о связи с ней, которая не прерывалась, даже когда она находилась во чреве Земли, двигаясь вдоль Оси Мира. По мере того как воздух в пещере становился все более спертым, у нее все сильнее кружилась голова, и ей вдруг показалось, что она продолжает ползти по Корню, сражаясь с живущими в нем хищниками, пытаясь выжить, обучая Грунтора чтению и получая взамен уроки фехтования, следуя за Акмедом, который вел их по бесконечным темным туннелям, ни разу не усомнившись в своей магии поиска пути.

«Я дала ему это умение, — подумала она, когда Меридион попытался судорожно вдохнуть, по ее щекам катились слезы, но Рапсодия их не чувствовала. — Какое же имя из тех, что я ему дала, позволило ему пройти сквозь огонь в центре Земли? — Тьма вокруг сгущалась. — О да. Следопыт. Находящий Тропу. Фирболг, Дракианин, Убийца, Перворожденный».

«Мой друг».

Ей было трудно даже повернуть голову, но Рапсодия почувствовала его пристальный взгляд: как и все обитатели пещер, он прекрасно видел в темноте. Она подумала о Грунторе, который с удивительной легкостью двигался по туннелям и пещерам, и об имени, которое она ему дала вместе с магией, позволившей и ему пройти сквозь огонь.

«Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли. Бенгард, Фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Повелитель смертоносного оружия. Могучая сила, которой все должны подчиняться. Верный друг, сильный и надежный, как сама Земля».

Такие слова она пропела тогда, связав Грунтора с Землей, так что его сердце стало биться в такт с сердцем Земли.

И хотя все вокруг уже плыло, ей пришла новая мысль.

«Нет, Грунтор и раньше был связан с Землей», — устало подумала она. Однажды Элинсинос сказала ей, что фирболги появились на свет в результате смешения крови Детей Земли, народа Спящего Дитя, и кизов, перворожденной расы стихии ветра. Само имя, фир-болг, означает ветер земли. Значит, он был связан с Землей с рождения, продолжала размышлять она.

С огромным трудом она коснулась губами головы сына.

— Ветер Земли.

Эти слова прозвучали неожиданно громко, словно они пришли извне — или их произнес кто-то другой.

Неожиданно тьма рассеялась.

Убедившись, что границы Илорка надежно охраняются, Грунтор спустился по длинным туннелям в Лориториум, содрогаясь при мысли о том, что он там увидит после нападения драконицы.

Перебравшись через гору обломков, последний барьер перед усыпальницей Дитя Земли, Грунтор ощутил на лице прохладное дуновение ветра земли, дарящее умиротворение, которого он так давно не испытывал.

Он подошел к алтарю, стараясь двигаться бесшумно, и на его широком лице появилось выражение несказанного облегчения.

Дитя спокойно спала, ее гладкое лицо, словно высеченное из серого камня, было теперь прохладным и сухим, веки больше не трепетали. Она наконец-то не выглядела изможденной, и ее тело перестало усыхать. Она дышала глубоко и ритмично, в такт с биениями сердца Земли, которые он ощущал в своей душе. Грунтор не представлял, чем можно объяснить происходящее, но возвращение спокойствия в подземный зал не вызывало у него сомнений.

Он наклонился и коснулся своими толстыми губами ее прохладного лба.

— Сладких тебе снов, милая, — прошептал он.

Рапсодия попыталась сесть. Она осторожно положила Меридиона на колени Акмеда, чуть улыбнувшись, когда его руки обняли ребенка, и повернулась к стене, прежде бывшей телом ее свекра, мудрого человека, чье желание исправить ошибки молодости и своих родных привело к тому, что он порвал все связи с семьей, процветанию которой посвятил столько сил и времени.

Теперь он превратился в склеп из застывшей навечно земли.

Рапсодия дрожащей рукой коснулась стены.

Из ее горла начали вырываться звуки, которых Акмед никак не ожидал услышать, резкие и гортанные, они ударили по его чувствительным барабанным перепонкам. Через мгновение он понял: она поет… на языке болгов.

— Клянусь Звездой, я буду ждать и наблюдать, я позову и меня услышат.

«Она призывает Кузена, — рассеянно подумал он, глядя на крошечного ребенка, лежащего у него на коленях. — Пустая трата времени и воздуха. Но чтобы ее остановить, придется потратить еще больше сил. Пусть цепляется за последнюю надежду, какой бы бессмысленной она ни была. Теперь это уже не имеет значения».

— Грунтор, — нараспев повторяла Рапсодия на том же наречии, но теперь в ее голосе слышался стон, — сильный и… надежный… как сама… Земля.

Ничего не произошло.

От резких звуков у Акмеда заболела голова.

— Прекрати, Рапсодия, — едва слышно прохрипел он.

Она покачала головой, снова и снова повторяя свой зов, и резкие звуки продолжали вырываться из ее горла. В какой-то момент в глазах Акмеда взорвались звезды.