Ким Хантер - Похороны чародея

Барабанный бой! Трубный глас! Вступают флейты!

И вот послышалось жутковатое пение тупомордых змей. В исключительных случаях, как, скажем, похороны чародея, их шипение превращалось в подобие музыки.

Звезды прочь — его глаза.

Ногти — прочь с его стопы.

С чресел капает вода,

Орошая плоть земли.

Самый лучший из плохих,

Самый первый из живых.

Ветры страшные легли,

Осушились пузыри…

Бархатный плот достиг подножия утеса, и взору предстал узкий склон, ведущий в пропасть. Кроты рекой потекли вперед, в расщелину, под землю. Призраки разнуздали и увели лошадей, на которых ехал рассвет. А черные ленты остались свисать с края и колыхались на ветру, подобно печальным теням. Урну с прахом забрали крылатые феи, подняли вверх и вручили черту-священнику, облаченному в черный с серебром наряд и высокую пурпурную митру. Тот принял урну двумя руками, развернулся и направился в особняк. Раковины, плоды, яичная скорлупа — все исчезло вместе с кротами под землей.

Какой-то плод выкатился из общей груды и избежал смыкающейся пасти ущелья.

— Лунное яблоко, — сказал демон, с которым беседовал Солдат, в ответ на его негласный вопрос, — с булочного дерева.

Какой-то эльф, лукавый спригган, судя по длинному носу и отвислым ушам, бросился вперед, схватил яблоко и тут же отправил его в рот.

— Полагаю, это не нарушает правил, — пробормотал демон, тоном указывая, что вовсе не уверен в сказанном.

Змеи прекратили свои нечестивые потуги.

Казалось, все, включая Солдата, замерли на дне ущелья в ожидании, устремив вверх взоры. Наконец появился демонический священник, возвел кверху руки, и толпа вокруг Солдата зароптала. На уступе с лицевой стороны скалы отворился квадратный вход в пещеру, и особняк с грохотом покатил назад, в открывшийся проем. Как только он полностью ушел внутрь, над проемом сомкнулись скалы, и дворец оказался запертым. Снаружи не осталось ни шва, ни трещины, которые свидетельствовали бы о происшедшем. Как будто ХуллуХ'а вообще никогда не существовало.

Солдат удивился, с какой быстротой рассеялась погребальная процессия. Эльфы исчезли моментально. Демоны провалились сквозь землю, не сходя со своего места, как и похоронный плот. Странные существа и мифические монстры сгинули следом. Последними уходили великаны: разбредались в разные стороны в близлежащих горах.

День и ночь остались недвижимы.

Солдат стоял на пустоши совсем один. Ветер с каждой минутой слабел. Солдат побрел к Зэмерканду, и время вновь ожило для него. В ту минуту, когда он входил в ворота города, были по-прежнему сумерки, хотя прошло много часов. Солдат тут же направился в постель, отложив визит к королеве на утро, и погрузился в беспробудный, как сама смерть, сон.

Его разбудил поцелуй и луч настоящего солнечного света.

— Ах, ты в добром здравии, — сказал Солдат жене. — Как хороша порой жизнь.

— Муж мой, ты знаменит. Ты первый, кто присутствовал на похоронах чародея. Должно быть, в тебе есть нечто особенное. Для меня ты, конечно, и так особенный, но теперь и другие начнут считать тебя таковым!

— Зима еще не закончилась? — спросил он и покосился в окно.

— Зима была вчера. Сегодня — уже лето.

— Это хорошо. Видимо, ее специально заказали на похороны. Теперь жизнь начинается сначала. А новый Король магов уже в своем дворце в Семи горах?

— Я не знаю. Кстати, погляди, доставили вчера; посылка опоздала на каких-то пару минут — ты успел уехать. Наверно, это предназначалось для церемонии.

Лайана поднесла мужу стеклянный ларец, скрепленный печатью. Там лежал хитон из тончайшего красного шелка с огненными фениксами. Надпись на стеклянной крышке гласила, что мантии можно касаться лишь бархатными перчатками, потому что шелк чрезвычайно тонок и непокрытых рук не терпит. В специальном отделении ларца лежала пара перчаток. Солдат надел их, открыл стеклянную дверцу и осторожно вынул хитон из ларца.

— Какая прелесть! — выдохнула Лайана, когда чудесный наряд заколыхался в руках Солдата на легком сквозняке. — Ты счастливчик!

— Знать бы, кто прислал, — недоуменно произнес Солдат.

— Думаю, какой-нибудь иноземный принц. Тут и сомнений нет. Или волшебник из числа друзей королевы…

— Или какой-нибудь колдун, который позавидовал, что меня пригласили на похороны, а его нет. Помнишь, как было с кольчугой?

Лайана окинула подарок оценивающим взглядом.

— Вряд ли здесь можно спрятать отравленные волоски. Смотри, какая невесомая ткань, так и колышется на ветру.

Солдат не мог не согласиться. Он принял ванну и, пользуясь моментом, описал своей жене все, что видел на похоронах чародея. Рассказ Солдата поверг принцессу в немалое удивление. Пока он говорил, Лайана омывала его кожу, натирала мылом и маслами, смывая пыль дорог, отчего все его тело розовело и пощипывало. Теплая благоухающая вода каскадом ниспадала из ртов русалок, смывая грязную воду из мраморной ванны и заменяя ее свежей.

Наконец Солдат выбрался из ванны: прекрасно сложенный, с пылающей румяной кожей, он источал аромат весенней розы. Лайана надела бархатные перчатки и подняла хитон, придерживая его двумя руками. Солдат встал спиной к одеянию и протянул руки, уже собираясь сунуть их в широкие рукава, как вдруг раздалось пронзительное верещание, и какая-то птица порхнула в окно.

Лайана все еще держала в руках наряд, когда птица влетела в комнату и клювом выхватила одеяние из ее рук.

— Эй!

Это был Ворон. Он ринулся к окну и пролетел между решетками вместе с подарком Солдата. Тончайший шелк зацепился за резную оконную решетку и порвался. Ворон разинул клюв, и невесомый шелк полетел вниз. Одеяние медленно опускалось на землю, точно цветастое привидение, которому вздумалось вылететь из дворца. Наконец шелка угодили в лошадиную кормушку, что стояла на улице, и повисли на железной рукояти водяной помпы.

В этот самый момент какой-то полуголый бродяга вынырнул из-за угла. Видно, парящее одеяние он заметил с самого начала. Воровато озираясь, нищий направился прямиком к водокачке и взял шелка в руки.

Солдат собирался уже окликнуть его, но, немного поразмыслив, решил, что кричать из окна дворца несколько неучтиво.

Поэтому им с Лайаной оставалось лишь молча наблюдать, как нищий натягивает дорогое облачение.

А в следующий миг несчастного объяло пламя. Он завопил от боли и нырнул в ближайшую конскую кормушку. Бедняга плескался в воде, но пламя не гасло; напротив, оно продолжало гореть с каким-то сверхъестественным упорством. Наконец бедолага замертво упал в помои на дне конской кормушки. Пламя все еще полыхало на его теле.

Солдат бросился вниз по ступеням Зеленой башни и выбежал на улицу. Обугленные останки нищего плавали в кормушке и портили воду. Офао послал слугу забрать труп и бросить на мусорную кучу на заднем дворе. Больше они ничего не могли сделать для жертвы дьявольского заговора. Кладбищ в пределах города было раз-два и обчелся — и потому большую часть умерших попросту клали в тростниковые лодчонки и пускали в канал. Искусственная река относила их в открытое море и отдавала на милость течения.