Ким Хантер - Песнь ножен

Солдат вздохнул:

— Я должен ехать, милая Лайана, ибо я знаю, как мучает тебя недуг. Всю жизнь ты страдала: сначала тебя терзало безумие, теперь исчезла память. Мы должны сделать все, что в наших силах, дабы восстановить ее. Лишь тогда я поверю, что ты и вправду меня любишь. Ты должна вспомнить, кем я был, когда мы встретились впервые. Я обязан поведать тебе ужасную историю моего прошлого — всю, без утайки. И ты решишь, достоин ли я провести остаток своих дней, деля с тобой ложе, часы бодрствования, да и всю жизнь… Ты — королева, ты имеешь на это право.

— Что за чушь! — воскликнула Лайана. — Я люблю тебя. Пусть я утратила память, но сердце мне не лжет.

— Зэмерканду нужна здоровая королева, дабы поднять его с колен и возродить былое величие славного города.

Они спорили всю ночь, и, в конце концов, Солдат победил. Он горячо отстаивал свою позицию, ибо неведомая сила влекла его в далекий край проклятых и проклинаемых. Сердцем он чувствовал, что сумеет выяснить нечто новое о себе и о своей жене. И, разумеется, он был рыцарем, а для рыцаря жизнь пуста и бессмысленна, если нет в ней места подвигам и дальним странствиям — на поиски Святого Грааля, Чудесного Меча или иной Великой Истины.

Болотистые, гористые, неизведанные края как нельзя лучше подходили для рыцарей, отправляющихся в поход. Рыцарь всегда ищет подвигов, и если долг призывает его, он обязан идти. Поутру он собирается в путь. Снарядить рыцаря в дорогу — не столь уж простое дело. На рассвете во дворе оруженосец облачает его в доспехи и подает оружие — торжественно, в строго установленном порядке. Затем рыцарь прощается с дамой сердца и получает от нее предмет благосклонности — шелковый шарф или бархатную перчатку. После этого рыцарю подводят боевого коня. Копыта стучат по булыжникам двора, подковы рассыпают искры. Седло лежит на спине коня; его покрывает овечья шкура — такая же мягкая и чистая, как первая белая роза весны. В полдень рыцарь уже в дороге. Он скачет к своей цели, стремясь преодолеть все преграды и привезти домой желанный предмет…

Итак, в полдень третьего дня Солдат отправился в дорогу. Он был облачен в доспехи, а на плече у него восседал ворон. Половина города высыпала на стены, чтобы лицезреть отъезд супруга королевы. И друзья, и враги провожали его взглядами, пока рыцарь не исчез из виду.

Солдат направился на северо-запад, к Кермерскому проходу, что лежит за Фальюмом и рекой Скалаш. Здесь он войдет в область болот, окаймленных двумя исполинскими горными кряжами. За ними начинаются Неведомые Земли. Вначале проход будет широк: не менее полумили от кряжа до кряжа. Затем он начнет сужаться, и по другую сторону болот в нем будет не более ярда ширины. Проход выглядит так, словно каменный клин вынули из тела горы, заполнив освобожденное пространство вязкой почвой болота.

Через несколько дней, человек и ворон достигли Кермерского прохода — ущелья между двумя каменными грядами. Нередко встречались люди-звери, наблюдавшие за ними из-за камней, но никто так и не напал. До Солдата доходили слухи о By. Его якобы изгнали из племени за помощь врагу-человеку. Он всей душой надеялся, что это неправда, поскольку псоглавый воин не заслужил такого наказания. По возвращении Солдат намеревался выяснить все доподлинно и восстановить справедливость, если будет возможно.

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь? — сказал ворон, покачиваясь в такт шагу коня. — Это же верная смерть.

— Ты говоришь одно и то же всякий раз, когда я отправляюсь в поход.

— Ну, на сей раз я не ошибаюсь.

— Пусть так. Все мы когда-нибудь умрем. Я буду сожалеть лишь о том, что моей бедной жене придется проводить ночи в одиночестве.

— Не обязательно, — отозвался ворон. — Если капитан Кафф подсуетится… Возможно, он тоже решит отправиться в поход ради нее и преуспеет там, где ты потерпел поражение.

Солдат скрипнул зубами.

— Ну, уж нет. Пожалуй, я повременю умирать.

В конце концов, они достигли заболоченного прохода в горах, который должен был привести в Неведомые Земли. Солдат двигался со всей возможной осторожностью, проверяя копьем путь перед собой. В болоте они встретили странных существ, видимых только в сумерках. Одно внезапно выскочило прямо перед мордой лошади — шипя и пронзительно крича, желая напугать ее. Но старая опытная кобыла и ухом не повела. Она не страшилась ни этих существ, ни едкого зеленого газа, выходившего из отверстий в трясине. Ее не беспокоила пустяковая магия, и лошадь готова была повиноваться любому приказу Солдата.

Тем не менее, они не сумели пересечь болото, ибо путь оказался неверным и зыбким. Солдату пришлось вернуться на берег.

— Что будем делать? — спросил ворон. — Застряли у первого же препятствия.

— Нужно найти кого-нибудь из местных — в проводники.

— А им можно доверять. Заметь: я о тебе же забочусь. Именно ты рискуешь потопнуть в трясине. Я-то просто полечу.

— Мы разожжем костер и, будем надеяться, что кто-нибудь явится на огонек.

— На огонек может явиться кто-нибудь нежданный…

Солдат извлек огниво и развел костер. Потом он сел чуть поодаль, держась в тени и прислушиваясь к малейшему шуму. Затем задремал, а, проснувшись — встретился взглядом с парой карих глаз, созерцающих его с другой стороны костра. Рыцарь вскочил, держа наготове меч и недоумевая, почему ножны не предупредили его об опасности.

— Кто ты? — воскликнул он. — И по какому праву крадешь тепло моего костра?

Крики разбудили ворона, и тот немедленно исчез в ночи. Птичья философия гласила: сначала нужно скрыться от возможного врага и лишь, потом выяснять, что происходит.

— Моя вин, — сказало создание. — Звать Глокк. Не красть. Вин не красть. Только иногда.

Кончиком меча Солдат подтолкнул полено в огонь, и притухший костер вновь ярко вспыхнул. Теперь стало видно, создание действительно принадлежит к народу винов — полугигантов с юга Гутрума. Эти мускулистые человекоподобные существа в два раза превосходили в росте обычных людей. По большей части вины становились рудокопами и прилежно работали. Хотя временами среди них находился кто-нибудь не в меру ленивый, предпочитавший воровать или отправлять на этот промысел галок и сорок. Как-то Солдат свел знакомство с одним вином по имени Клокк. Тот добывал себе пропитание, воруя оружие, но в целом был добрым и любезным созданием.

— А Клокк? Ты имеешь какое-то отношение к Клокку?

— Мой родич, — с готовностью отозвался Глокк. — Ты знать мой родич?

Солдат убрал Кутраму в ножны и сел. Ножны не почувствовали опасности в этой твари, иначе они запели бы свою песню-предупреждение.

— Я его встречал. Итак, что ты делаешь здесь, на дальнем севере?

— Изгнание за похищение женщины-вин.