Кейт Эллиот - Королевский дракон

— Ни за что, ваша светлость. Господь и Владычица милостивы к твоему воззванию.

— Это ты так говоришь. А вот клирики, что пасутся при дворе моего любимого братца, никогда с этим не согласятся, я думаю. Они по-другому толкуют решение Нарвонского совета, дорогая Антония.

— Да, я и они — мы по-разному относимся к присутствию в церкви магии. Поэтому мы с вами и сотрудничаем, госпожа принцесса. Как и приличествует тем, чьи взгляды и потребности совпадают.

— На следующей день после обряда мы отправимся?

— Да, к тому времени все будет кончено, ваша светлость.

Когда говорившие ушли, собаки пару раз гавкнули вполсилы. Алан пришел в себя не сразу. Его пальцы вцепились в лестничную перекладину. Он с трудом разжал ладонь. И с трудом осознал, что пришел мастер Родлин и позвал его на вечернюю службу.

В церкви Алан преклонил колени вместе с остальными, но глаза его поневоле останавливались то на Антонии, то на Агиусе. Неужто и вправду эта добрая Антония, епископ дайсанийской церкви, способна на такие странные и пугающие речи? «Сильная кровь привлечет духов и поставит их под мою власть». Может быть, он ошибся или неверно что-то понял. Она говорила по-вендийски с акцентом, да и имя ее было нездешним. Помочь мог только брат Агиус, но он последнее время был занят собой. Алан не знал, что делать.

Он промучился всю ночь, просыпаясь от каждого вздоха своих спящих подопечных, от дуновения ветра, скрипа дверей и отдаленного звука голосов из кухни, где вовсю шли приготовления к празднику Преображения. Наконец он поднялся и выбрался из постели, чтобы взглянуть на эйкийца, который, как обычно, бодрствовал.

— Халан, — послышался в ночи его приглушенный шепот, — идти свобода.

Но Алан убежал под навес, завернулся в одеяло и на весь остаток ночи забылся тревожным, беспокойным сном. Сильная кровь… Чья? А впрочем, это он знал слишком хорошо.

Он не мог сосредоточиться на утренней службе. На пире, что начался в полдень, он прислуживал как обычно, но мысли его по-прежнему были заняты вождем и епископом. Он не понимал, о чем говорят окружавшие его люди. Он не следил за спектаклем, что разыгрывали скоморохи с юга, пришедшие вместе со свитой госпожи Сабелы и изображавшие теперь странствия и испытания святой Эзеб, видения, которые были ниспосланы ей — о свидетельстве святой Теклой праздника Экстасиса, о заключительном чуде Преображения — ярчайшем свете, который есть слава Божья, почившая на крылах ангелов, преобразивших храм и Гробницу в подобие Покоев Света.

Так говорил исполненный восторга актер, игравший роль святой Эзеб. «И на крылах ангельских бренное тело блаженного Дайсана было вознесено в Покои Света, где дух Его уже пребывал под сенью Господа и Владычицы».

Празднество длилось несколько часов. Агиус явно выбрал место рядом с дверьми и не взял в рот и крошки хлеба. Наконец освободившись, Алан убежал на псарню. Он специально оставил собак свободно гулять внутри ограды, хотя Родлин всегда наказывал ему сковывать их накрепко. Пленник был на месте в клетке.

Действительно ли они хотят его убить? И что это за Нарвонский совет? Алан ничего не знал о церковных делах и советах и совсем ничего о магии, если не считать того, что деревенская диакониса призывала их остерегаться ложных чудес и следов тьмы, что часто бывают в людях скрыты под маской красоты и силы. Остерегала она от соблазнителей духа и плоти, обещавших много, но вместо этого забиравших у смертных все, не давая ничего взамен.

Граф Лавастин не дал согласия участвовать в мятеже, замышляемом принцессой Сабелой, об этом знали все. Он оставался подчеркнуто вежлив, но сторонился ее дел. Точно так же, как несколько месяцев назад он не ответил на призыв короля Генриха, сейчас он отверг просьбы и требования госпожи Сабелы. Граф имел свои планы и не делился ими.

Алан остановился около собак, позволив им облизывать себя, ластиться и толкать. Пусть они и были бесовским отродьем, но, чувствуя их преданность, он не мог не довериться им. Они злобно зарычали, когда епископ Антония с двумя клириками пришла еще раз посмотреть на пленного.

— Мы уезжаем завтра утром, — строго обратилась она к Родлину, — и граф Лавастин отдает нам этого варвара эйка. Все должно быть готово завтра к раннему утру. Не забудьте покрепче приковать собак в эту ночь.

Она быстро вышла, а Родлин стал отчитывать Алана за то, что собаки остались на свободе.

— Они заберут этого урода завтра утром. Наконец-то избавились. — Не скрывая раздражения, он ушел.

Алану было не очень ясно, кто больше раздражал Родлина: вождь эйка или принцесса Сабела со своей свитой, порядочно опустошившие погреба замка и вдобавок забравшие из конюшен пять лучших жеребцов. Но даже если он только злился на принцессу… Алан знал, что никто в замке не будет огорчен смертью или похищением из клетки страшного пленника. Что, если он неожиданно ночью навсегда исчезнет из клетки? Какая кому разница? Дикарь это или нет, в конце концов?

Но разве Господь и Владычица не создали всех тварей на земле? Разве не все создания в их глазах равны? Конечно, не все из них, люди они или нет, вошли в Круг Единства и часто ведут себя против законов божеских и человеческих. Но разве не хотят Единые, чтобы Святое Слово было принесено и им? А что, если он не прав, если плохо расслышал или не понял разговор между Сабелой и Антонией? Но нет, вряд ли. К тому же лучше сожалеть о сделанном, чем о том, что твоя нерешительность стала причиной чьей-то смерти.

Решение пришло на закате. Приковав всех собак, кроме двух самых послушных, он взял в руку деревянный Круг Единства, подаренный ему тетушкой, и отправился в клетку к узнику.

— Ярость и Тоска! Сидеть! — скомандовал он. Животные повиновались. Он отворил дверь клетки. Эйкиец смотрел на него, но заговорить не пытался. Алан надел Круг на шею вождя, затем, вдохнув поглубже и собрав все свое мужество, разомкнул цепи, сковывавшие варвара.

Собаки хранили странное молчание и не сделали ни единого движения в сторону чужака. Тот потянулся, выпрямил руки и ноги и повернулся к Алану.

Двигался он молниеносно, прыгнул и крепко ухватился за левую руку Алана, рванул ее на себя и вонзил белоснежные когти в ладонь Алана. Полилась кровь. Алан замер в испуге и, обескураженный собственной глупостью, подумал: «А сейчас я умру. Но ведь Господь простит меня, я виноват только в излишней доброте». Собаки не двигались, не пытались атаковать вождя, и это было чудом.

Вождь Эйка взял кровоточащую руку Алана в зубы и стал пить его кровь. Алан был в шоке, не реагируя ни на что: просто смотрел на то, как эйка разорвал когтями кожу на своей левой руке и протянул ее… Чтобы Алан отведал и его крови.