Кейт Эллиот - Пылающий камень (ч. 1)

Клирик громко зачитал пергамент:

— Это свидетельства против отца Хью из Фирсбаргского аббатства в Австре. — Голос его звучал как раскаты грома. — Его обвиняют в колдовстве. В том, что он хранил нечистые тексты. В том, что он пытался убить колдовством принцессу Теофану…

По толпе пронесся ропот, и снова все стихло. С того дня, как принц Санглант напал на Хью и избил его, при дворе не видели ничего более захватывающего. Ивар проталкивался поближе.

— … и в том, что он наложил на ее тело несколько повязок, которые и вызвали лихорадку, чуть было не сгубившую ее.

Затем он громко зачитал три документа: свидетельство принцессы Теофану, продиктованное сестре Росвите, свидетельство сестры Росвиты и письмо, написанное матерью Ротгард, настоятельницей монастыря святой Валерии, и адресованное сестре Росвите. В конце он описал приложенный рисунок броши в виде пантеры и два других дара, приподнесенных отцом Хью принцессе Теофану.

— Что ты ответишь на эти обвинения? — спросила Констанция, когда клирик закончил.

Хью говорил тихо, однако теперь Ивар подобрался достаточно близко и слышал каждое слово.

— Я виновен в тяжком грехе. Я соблазнился запретным и теперь стою перед вами, ожидая справедливого приговора. Когда я был молод, я узнал несколько заклинаний. — Он тряхнул головой, словно отгоняя воспоминания, и продолжил: — Но я понес заслуженное наказание и был отправлен на север проповедовать среди тех народов, которые еще поклоняются прежним богам. Там-то, увы, я и был соблазнен. — Он глубоко вздохнул и замолчал на минуту, будто не в силахбыл продолжать. Брат Хатто наклонился вперед, ожидая продолжения с таким же нетерпением, с каким ребенок ждет сказку. Епископ Одила нервно перебирала четки, а у епископа Витбурга был такой вид, словно перед ней вместо блюда с жареными перепелами внезапно оказалось гнездо с гадюками. В зале воцарилась абсолютная тишина. Все ждали, когда Хью продолжит.

— Господи, прости мне грехи мои тяжкие. Я до сих пор каждую ночь вижу ее во сне и мечтаю овладеть ею. — По щекам у него катились слезы, и он умоляюще посмотрел на иерархов. — Братья и сестры, умоляю вас, освободите меня от ее чар!

Как можно быть одновременно таким красивым и порочным? Ивар с радостью бы бросился вперед и покончил с этим негодяем, будь у него меч.

Иерархи начали задавать Хью вопросы, а он отвечал на них. Впервые он встретил Лиатано в Хартс-Рест. Ее отца все считали монахом, который нарушил обеты и ушел из церкви ради женщины. Мать ее, как говорят, умерла, и он, Хью, ее не знает. Никто не сомневался, что отец Лиатано, Бернард, был колдуном и математиком. Сразу вперед выступили несколько свидетелей — «львы», «орлы» и слуги, которые подтвердили, что Лиат часто смотрела в небо и называла звезды, которые там находятся. Даже Хатуи выступила и сказала, что Лиат носила с собой книгу, которую пыталась прятать.

— Сестра Росвита говорит, что вы украли книгу у женщины по имени Лиат, — сказала Констанция. — Где эта книга сейчас?

Хью распахнул глаза, всем видом изображая невинность:

— Сестра Росвита! Я тревожусь за ее душу, ваша милость. По ее собственному свидетельству видно, что она тоже околдована Лиатано, но бедная сестра этого не осознает.

— Что вы имеете в виду? — потребовала ответа епископ Одила. Она заговорила в первый раз. — В чем вы обвиняете сестру Росвиту? Никто еще не мог упрекнуть ее ни в чем за всю ее долгую службу церкви!

— Разве это не доказывает мою правоту? Она знает об этой книге, потому что украла ее из моего сундука! Или вы считаете, что она украла ее потому, что душа ее тянется к злу? Нет, конечно! Она вернула ее той колдунье, которая наложила на нее чары, чтобы заставить сделать это!

Епископы перешептывались.

— Значит, Лиатано наложила чары и на принцессу Теофану? — скептически спросила Констанция. — Должно быть, у нее и минуты свободной не было — делать столько дел одновременно. Иначе непонятно, с чего бы вдруг принцессе вздумалось обвинить в своей болезни вас.

Он склонил голову, отказываясь отвечать. Зато вперед выступила его мать и пояснила, что принцесса Теофану ревновала к своей сестре. Теофану воспылала к Хью такой страстью, что невозможно было образумить ее. Что же касается вышеупомянутой Лиатано, то она никогда не скрывала неприязни к своей царственной хозяйке, видимо полагая себя ровней принцессам. Она скрывала свое прошлое и была совершенно не похожа на местных уроженцев; она умела писать и читать, к тому же обладала странными знаниями. Сестра Росвита общалась с ней и беспокоилась о ее благополучии. Принц Санглант был буквально одержим ею. Большинство мужчин, с которыми она сталкивалась, восхищались ею, как будто она наложила на себя чары.

— А что вы скажете о происшествии в лесу? — спросила высокомерная госпожа иерарх. — Нет сомнений в том, что стрелы летели именно в принцессу Теофану.

Вперед выступили те, кто видел произошедшее тогда своими глазами. Все сходились на том, что «орлица» выкрикнула предупреждение, когда никто еще толком ничего не заметил, и первой подбежала к поверженной принцессе — и это очень странно. Трудно сказать, свидетельствует это о ее невиновности или, напротив, подтверждает ее участие в заговоре.

— Какие причины были у «орлицы» желать смерти принцессе Теофану? — спросила Констанция.

— А какие причины были у нее, чтобы сжечь дворец в Аугенсбурге? — отозвался Хью.

— Что? — вырвалось у короля.

— История настолько ужасна, что я не осмеливаюсь рассказать. Но придется. — Хью посмотрел на мать, которая стояла рядом с Гельмутом Вилламом и другими приближенными короля. Та кивнула. — Признаю, что в то время я уступил зову плоти. Я не святой, и не всякий раз мне удается победить вожделение. Моя душа несовершенна, и случается, что плоть уступает влечению, хотя душа и не желает того. Когда принцесса Сапиентия во время своего Странствия остановилась в Фирсбарге на ночлег, я был там. Эта ночь превратилась в неделю, а потом и в месяц. Будет неправдой, если я скажу, что не желал этого всей душой… — Хью выбирал слова, помня о том, что отец принцессы сидит рядом. — Принцесса Сапиентия так очаровательна и порывиста… Возможно, я возгордился тем, что она выбрала меня, хотя мне и не следовало уступать зову плоти. Но сделанного не воротишь, и я присоединился к королевской свите. Тогда я думал, что освободился от чар, наложенных на меня в Хартс-Рест, но я ошибался. В свите оказалась она . Ее гнев оказался подобен острому копью, потому что, если она наложила на тебя чары, ты не должен любить никого другого. Но когда она поняла, что мое уважение и верность принцессе непоколебимы, то прибегла к страшным мерам.