Джеймс Стоддард - Обманный Дом

– Папочка, куда мы идем?

Отец посмотрел на нее. Глаза его в свете фонаря казались желтыми. Он не потянулся к девочке, не прикоснулся к ней.

– Недалеко. Теперь уже недалеко.

– Где ты был, папа? – спросила. Лизбет, но он не ответил, и она решила, что очень плохо вела себя, раз он так сердится на нее. Она снова заплакала, судорожно, отчаянно всхлипывая.

Когда все перекусили, отец снова понес Лизбет на руках, и они шли по коридорам, пока не добрались до застекленных дверей, выходивших на восток. Взошедшее солнце светило в окна за дверьми. Там протянулся коридор, вдоль стен которого развевались флаги пурпурных королевских цветов, висели пурпурные занавеси, вышитые золотом, и лежали пурпурные ковры с рисунком в виде золотых лилий. Медная табличка над дверью гласила:

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В БИСНИ.

ВЛАДЕНИЯ КОРОЛЯ.

Из-за солнечного света Лизбет стало немного веселее, и она решила, что отец и его спутники отыскали славное место, но никто не вышел встретить их, когда они миновали застекленные двери.

– Ты все сделал как надо, – сказал один из анархистов. – Ты будешь вознагражден. Отдай ее мне.

– Нет, папа! Не отдавай меня ему! Нет!

Но отец передал Лизбет с рук на руки анархисту, и было видно, как ему тяжело ее держать, а ведь отец нес ее без устали столько часов подряд. Когда Лизбет уносили, отец молча стоял в дверях. Девочка билась, вырывалась, кричала, тянулась к отцу, умоляла его забрать ее. Глядя через плечо анархиста, она увидела, как отец отвернулся, и не было в его взгляде ни любви, ни тревоги. Его звериные глаза были равнодушны.

Она еще долго вырывалась, но в конце концов изнемогла и затихла. Потом ей стало все равно. Она понимала, что будет наказана, вот только не знала, за что. Она плакала о Саре и графе, пока у нее не осталось сил плакать.

Много дней они шли по Дому извилистыми путями, одни из которых были светлы и радостны, другие – каменно-угрюмые, где отсветы фонаря на стенах казались похожими на блуждающие огоньки. Уже через час анархисты брали Лизбет на руки только тогда, когда она уставала до изнеможения, а остальное время она шла сама, но ее вели на веревке, обвязанной вокруг запястья, чтобы девочка не убежала. Лизбет было тоскливо и одиноко, потому что анархисты почти не разговаривали даже между собой, а если и говорили, то о том, чего она не понимала. Они с нее глаз не спускали, хотя она не знала, куда бы могла уйти от них. Лизбет чувствовала себя столь же беспомощной, как тогда, когда впервые пропал ее отец два года назад, но только теперь ей было еще хуже, ведь тогда она ждала его возвращения, а теперь – нет.

Наверное, через несколько дней они добрались до суровой и угрюмой части Дома, выстроенной из железа и серого кирпича. Злобные стражники в кольчугах из стальных колец, с пиками в руках, стояли у прохода в каждый коридор, и анархистам приходилось всем им показывать рекомендательные письма. Стражники всегда спрашивали у них, куда они идут, а анархисты неизменно отвечали: «В Заграничье». Тогда стражники умолкали, их взгляды тяжелели от страха, больше они уже ни о чем не спрашивали и пропускали анархистов.

Еще несколько дней они шли по этой суровой стране и наконец спустились по винтовой лестнице в коридор шириной не больше двух футов и высотой не больше шести, выложенный все теми же серыми кирпичами. По этому коридору шли не один час, и Лизбет уже стало казаться, что они странствуют по внутренностям каменного змея. В конце концов они подошли к обитой железом двери высотой не больше роста Лизбет. Дверь открылась поворотом железного вентиля, и обоим анархистам пришлось здорово постараться, чтобы повернуть его.

Затем они погасили фонарь и втащили Лизбет внутрь, в кромешный мрак.

– Пожалуйста, – сказала она анархисту, который держал ее, хотя она его не видела в темноте, – скажите, где мы? Почему тут нет света?

– Тут нет ни луны, ни звезд, – отозвался он. – Это страна, которую некоторые называют Забвением.

Они немного подождали, и Лизбет увидела, что тут не так темно, как ей показалось сначала, а всего лишь как в безлунную ночь при свете лучины. Ее похитители выглядели мрачными тенями, но источника тусклого света Лизбет не видела. Но все же, если бы девочка задумалась, она бы поняла, что в этом свете есть что-то жуткое, сверхъестественное. Вокруг простиралась огромная равнина с едва заметным подъемом. А на горизонте виднелся черный страшный дом, и в его окне горел свет, а кроме этого дома вокруг ровным счетом ничего не было.

Анархисты тронулись в путь по равнине. Лизбет охватил страх, она начала вырываться. Тот, что вел ее, замахнулся, чтобы ударить, но второй вскричал:

– Нет! Сжалься над ней! Она совсем маленькая, и ее ожидает ужасная участь!

– Тогда ты ее и тащи! – огрызнулся первый и отдал девочку своему спутнику.

Как ни напугали Лизбет его слова, но проявленная им доброта тронула ее, и она перестала вырываться. Она закрыла глаза и стала молча молиться о том, чтобы граф Эгис и Хозяин Андерсон пришли ей на помощь. Как это свойственно детям, она с надеждой оглянулась назад – вдруг они уже догоняют ее похитителей, но позади увидела только величественные стены и башни Высокого Дома, от которых ее уносили все дальше и дальше… Острые коньки крыш, каменные горгульи… Громада дома чернела в ночи, слепо таращились желтые огни окон.

Воздух на равнине был прохладный, хотя ветер здесь не дул. Земля была усеяна осколками черного янтаря. Они тускло поблескивали, словно упавшие звезды, хранившие жалкие остатки былого великолепия. Анархисты шли по пустоши несколько часов, и к тому времени, когда они приблизились к одинокому дому, у Лизбет от холода онемели пальцы и уши.

Они прошли по усыпанной щебнем дорожке, озаренной зеленоватым светом единственного фонаря. Дом был поменьше Малого Дворца, он был высокий и узкий. Из единственного прямоугольного окошка лился зловещий красный свет. Анархист, пожалевший Лизбет, тяжело дыша от усталости, опустил девочку на дорожку и крепко, до боли, сжал ее руку. Они подошли к. высокой двери с вставленными в створки витражами из квадратиков красного и синего стекла. Сквозь стекла пробивался свет.

Один из анархистов постучал. Появился мужчина с фонарем и револьвером.

– Мы привели девчонку, – сообщил один из анархистов.

– Входите. Он ждет.

Лизбет провели в тесную, полутемную прихожую, затем – по лестнице вверх, а потом бросили одну-одинешеньку в маленькой комнатке и заперли на ключ.

Комнатка была, в общем, обыкновенная. Дощатый пол, на одной из стен – невеселая картина с тусклыми серыми цветами. Посередине стоял стол, возле него – стул. На столе неприятным зеленоватым светом горела трубка овальной формы. Ее свет мерцал и выхватывал из полумрака странные машины, состоявшие из свитых спиралями трубочек, цилиндрических резервуаров, линз, шаров и механических рук. Изнутри машин к потолку с тихим шипением вырывались клубы пара. Еще на столе лежала тяжелая каменная плита с изображением херувима и множеством значков.