Джеймс Стоддард - Обманный Дом

– О чем ты думал?

– Мысли у меня просто очаровательные… Отчаяние, темнота, страх. Особенно – страх. Ты сказала о духах предков. Слышишь, какой ветер?

– Буря разгулялась не на шутку.

– Да. На Террасах падеж скота, там не хватает еды, одно это плохо. Но сидя здесь, я слышу глас вызова и власти. Это неестественно, Сара. Я понял это сразу, в одно мгновение.

– Анархисты? Картер пожал плечами.

– Вполне вероятно. Мои раздумья возвращаются к сокровищу Иннмэн-Пика. Вот я и гадаю, нет ли здесь связи.

– Может быть, есть. А может быть, ты вспомнил о том, что сегодня – день рождения Лизбет. Картер запрокинул голову.

– Вот как? Неужели я забыл?

– Ты не виноват. Я не всегда напоминаю тебе об этом. Ведь тебе ни разу не довелось праздновать дни рождения. Сегодня ей исполнилось бы восемнадцать. Если бы я знала, что она жива, и даже если бы я точно знала, что она погибла, мое сердце успокоилось бы. Не стоит ли нам еще раз спросить о ней у динозавра?

Картер покачал головой.

– Уж этот мне старый дракон! Думаю, он все знает, но он такой задавака. «Как одна из ушедших душ» – так он сказал о ней. Что это значит? Загадками он говорит тогда, когда хочет обмануть. Только раз я видел его расстроенным – когда спросил о сокровище Иннмэн-Пика. Но мы должны смириться с тем, что Лизбет для нас потеряна. Давным-давно я сказал тебе о том, что Дом смиряет своих Хозяев. Он заставил меня смириться с этой потерей. В том году, когда я унаследовал вещи отца, стал Хозяином, победил Полицейского и сделал тебе предложение, я считал, что я непобедим. Но я не смог разыскать потерявшуюся девочку. Однако даже теперь, когда прошло столько лет, всякий раз, когда брожу по Дому, я невольно прислушиваюсь и приглядываюсь нет ли где ее.

– Ты сделал все что мог. – Сара погладила руку Картера и вздохнула: – Мне она была и сестрой, и дочерью. А у нас нет своих детей… Я знаю, что тебя это печалит. Прости…

– Т-с-ссс, – проговорил Картер и уложил голову жены себе на плечо. – Это наша общая печаль. Быть может, Господь откликнется на наши молитвы, хотя врач нам ничего не обещал.

Они молча сидели рядом, а в груди Картера усилилась тупая боль. Наконец он сказал:

– Сегодня я снова отправлюсь на поиски. Чанта нет слишком долго.

– Чант ходит куда пожелает, и его часто не бывает по нескольку дней.

– Да, и я так думал, но так я думал, пока не услышал голос на фоне ветра. Есть кое-что, что понятно только Хозяину. Равновесие нарушено, Сара. Равновесие между Хаосом и Порядком. С пор как я увидел Леди Порядок в Иннмэн-Пике, я ощущал это как боль в затылке, но сегодня… Сегодня я знаю это наверняка. Перемены чудовищны. Силы пришли в движение, и я боюсь за Чанта.

– Куда ты отправишься?

– Это вопрос. Я должен поговорить с Хоупом и Енохом.

– Я думала, ты меня утешишь. Почему же и мне невесело? Картер торопливо поцеловал Сару в губы.

– Я далеко не весельчак, Сара. Я на тебе женился в надежде, что стану более радостным. А почему ты вышла за меня замуж, я не понимаю.

– Может быть, из-за того, о чем говорил народ в Иннмэн-Пике, – чтобы ты одарил нас башмаками и зерном. Но у меня были другие запросы, повыше.

– Ты ранила меня.

– Не вижу крови. И зерна, кстати, тоже. Пойдем, вместе поищем Еноха и Хоупа.

Они встали и вышли из каминной ниши. Картер оглянулся на барельеф, украшавший арку: десятки белок в ветвях клена, а по краю – виноградные грозди. В столовой царил полумрак. Потолок и стены здесь были забраны темным дубом, посередине стоял массивный стол, обитый кожей, с ножками в форме когтистых лап. Над столом висела хрустальная люстра. Ободок ее плафона украшала резьба в виде маленьких мышек.

Рука в руке, супруги вышли из столовой и пошли по боковому коридору, мимо панелей красного дерева, тускло поблескивавших багровыми отсветами в полумраке, мимо контрфорсов с резьбой в виде котят, играющих с клубками шерсти. Справа располагалась главная лестница, вся сделанная из темного дуба. Столбики перил были выполнены в форме когтистых лап, а над верхней площадкой разместился вырезанный из железного дерева орел с размахом крыльев в шесть футов, сверху взиравший на добычу. Под лестницей коридор сворачивал к западу у выхода в сад и заканчивался двумя дверями, одна из которых вела в зал для джентльменов, а вторая – в картинную галерею.

Дверь в зал для джентльменов была полуоткрыта, оттуда слышалось негромкое немелодичное пение. Хоуп имел привычку проводить целые часы в небольшом кабинете, который устроил для себя в этом зале. Картер открыл дверь нараспашку, и они с Сарой вошли в мрачноватую комнату. Высокое и глубокое окно было отделано дубом, в темной нише стояла длинная, обитая кожей кушетка, бледно-розовый доломитовый камин был покрыт дубовой доской, по обе стороны от него располагались углубленные в стены панели. Потолок и бордюр здесь были нежно-белые, с лепниной в виде висящих колокольчиков. Торшер из кованого железа в форме буквы «Н», увенчанный четырьмя лампами в гофрированных абажурах, освещал дубовый бильярдный стол. Вокруг стола лежал восточный ковер, красный и зеленый с золотом. Ножки стола прочно стояли на паркете. Около одной из луз на бортике бильярдного стола было вырезано имя «Каваганс».

Рабочий стол Хоупа стоял у стены. Эту часть комнаты он занял целиком, и на каждом столике, этажерке и книжной полке лежали всевозможные чудесные мелочи: книги, курительные трубки, деревянные инструменты, географические карты и пустые бутылочки, бесценные камни из дальних стран, гравюры шестисотлетней давности, древние благовония, крошечные куколки из слоновой кости. На письменном столе рядом со свитком, испещренным рунами, лежала большая лупа, а поверх свитка – карточка, на которой было написано: «Эррет-Акбе?». Потускневшее зеркало в тяжелой золоченой оправе стояло на уголке стола. Его поверхность была затерта сухим мылом.

Хоуп оторвал взгляд от толстенного фолианта на французском языке в красном кожаном переплете. На его переносице поблескивали очки.

– У тебя есть минутка? – спросил Картер. Хоуп привстал со стула – так он имел обыкновение изображать поклон Хозяину, и снова сел.

– Входите. Я тут читал занимательнейшие труды о древних соглашениях. Известно ли вам, что каждые три года мы обязаны посылать два медных яблока, изготовленных кидинскими мастерами, жителям Идрина в знак нерушимости нашей дружбы. В ответ они обязаны отправлять нам дюжину бутылок своего лучшего вина.

– И когда такое происходило в последний раз? – осведомился Картер.

Хоуп снова уткнулся носом в книгу.

– Гм-м-м… Мы опоздали на четыреста двадцать лет. Но поскольку в Кидине больше не добывают медь, а в Идрине уже нет виноградников, винить нам себя не в чем.