Кристофер Сташеф - Мой сын маг

— Конечно, ведь я — сын крестьянина!

— А как же ты стал рыцарем? — спросил Мэт, но тут же вспомнил:

— Ах да, ты же состоишь в религиозном ордене.

Рыцари ордена Святого Монкера напоминали земных тамплиеров — вот только никогда не были так богаты.

— Но как же я буду сражаться с драконами этой палкой? — отчаянно вопросил Жильбер.

— Сражаться не надо. Это не дракон. — Мэт вздохнул поглубже и попробовал объяснить:

— Скажем так: это вереница повозок. Видишь, Они соединены одна с другой?

— О да, вижу! — Страх Жильбера сменился восторгом. — Но сколь велики эти повозки и сколь быстро движутся! И как их много! Что же за звери тянут этот обоз?

— Магические чудовища, — соврал Мэт. — Мы таких называем «локомотивами». Но ты не волнуйся, они все ручные — ну почти все.

— Но им нет конца! — Жильбер посмотрел в сторону, где из-за поворота выезжали все новые и новые вагоны. — Сколь же богат твой народ, если соорудил столь много повозок — и все с железными колесами!

Мэт удивился. Ему и в голову не приходило с этой точки зрения оценивать богатство своей цивилизации. Но для Жильбера, видимо, все выглядело именно так.

— Ну... наверное... — пробормотал Мэт. — По крайней мере в смысле изготовления всяких вещей...

— Но не душою! — В глазах монаха вспыхнул религиозный огонь. — Мы должны вернуть богатство благодати Божьей страдающим душам!

— У нас тут и так хватает тех, кто этим занимается, — заметил Мэт и почувствовал себя виноватым: он-то знал, как мало стало здесь в последнее время католических священников и монахов. — Нужно только заставить людей прислушиваться к ним.

— Увы! Это недостижимо, друг мой. — Лицо Жильбера трагически помрачнело. Ничто не заставит душу открыться для Господа, ничто, кроме нее самой.

— И Господа, — негромко добавил Мэт. — Господу это под силу, но он не станет этого делать, — печально напомнил Мэту рыцарь. — Он одарил нас свободой воли и не отберет ее у нас.

— Ну да, и в итоге мы вольны отправиться в Ад, если того пожелаем, угрюмо буркнул Мэт. — Знаешь, порой у меня появляются сомнения на этот счет уж и вправду ли Господь даровал человечеству то, чего оно требовало.

— Требовало, чтобы Бог позволил отвернуться от него в дерзости своей? — уточнил Жильбер. — Боюсь, что так, друг мой.

— Ну ладно, пора трогаться, — вздохнул Мэт. — Пойдем, и ты увидишь образчики этой дерзости. Погрузимся в жизнь ночного города, сэр Жильбер.

Они поднялись по лестнице к зданию вокзала. Мэт гадал, как это Савлу взбрело в голову подсунуть ему этого мальчишку-переростка. Рыцарь-то он рыцарь, но на. самом деле он невинен и идеалистичен, словно дитя, и для него существовал единственный критерий оценки ценностей — его собственный путь, любой другой путь он считал неправильным.

Около вокзала Жильбер остановился как вкопанный:

— Кто здесь живет? Какой-нибудь богатый вельможа?

— О нет, там никто не живет, — смущенно ответил Мэт. — Это просто... такое место, где люди ждут поезда — того, который отвезет их туда, куда им нужно попасть.

— Такое дивное здание — и предназначено всего лишь для ожидания? — изумился Жильбер. — Воистину твой народ богат, сэр Мэтью! — Тут на глаза рыцарю попалась стена вокзала, испещренная граффити. — Какие чудные, светящиеся краски! Но что означают эти слова?

— Да ничего такого особенного, — торопливо проговорил Мэт. — Пойдем, нас ждут дела!

Он попытался утащить Жильбера за угол, но не тут-то было: рыцарь уперся.

— Нет! Я должен узнать, что означают эти дивные слова...

Он умолк и принялся разглядывать граффити. Мэт затаил дыхание. Он всей душой надеялся, что Жильбер не стал большим знатоком английского из-за того, что перенесся из Меровенса в Америку. Но ведь он сам наставлял рыцаря несколько раз читать стихи Шекспира, присовокупив к этому занятию магию Короля-Паука.

Жильбер читал и читал стихи до тех пор, пока слова чужого языка не стали обретать смысл...

— Это очень грубые слова, — дрогнувшим голосом проговорил Жильбер.

— Боюсь, что так, — вздохнул Мэт, и ему вдруг стало совестно за всю свою цивилизацию. «Господи, — подумал Мэт. — Как же он выдержит путешествие по главной улице среди ночи — средневековый рыцарь из религиозного ордена, воин и монах в одном лице? Какое впечатление на него произведет жизнь нью-аркских окраин?»

— Сколь дивные тут у вас картины! — Жильбер переводил глаза с одного громадного плаката на другой. — В них нет ничего религиозного, но все же... Ах! Вот я вижу тут слово «Воскресение»!

И вдруг он увидел то, что собирались воскресить. У Мэта противно засосало под ложечкой. Постер представлял собой афишу воскрешенного мюзикла «О, Калькутта!», и на нем красовались обнаженные женщины. Жильбер стыдливо отвел взгляд и побледнел:

— Неужели мужчины и женщины по доброй воле позируют для подобных картин?

— Они не видят в этом ничего зазорного, — пожал плечами Мэт.

— Их чувства не оскорблены таким?.. — поежился Жильбер. — Твой народ столь богат, у него есть чудесные дома и быстрые повозки, но почему же душа его столь бедна?

— Знаешь, у меня был один знакомый, так он говорил, что другого мира себе просто не представляет.

— Как же так! — в гневе воскликнул Жильбер, но на это у Мэта ответа не было.

— Давай-ка побыстрее исполним то, ради чего мы попали сюда. Нам нужно поскорее вернуться в Меровенс.

— Но не могли бы мы задержаться здесь, сразиться с Сатаной и спасти этот мир?

— Для начала спасем наш собственный, — буркнув Мэт и сам поразился происшедшей с ним перемене. Он ведь сказал это совершенно искренне: теперь его домом стал Меровенс. На память Мэту пришел один уругваец, вернувшийся в Штаты после того, как посетил родные края, где не бывал десять лет. Вернувшись, он с грустью заявил, что его родины больше нет.

Мэт увел Жильбера от вокзала и повел по боковой улочке. Жильбер остановился и осторожно проговорил:

— Что это за светильники?

— А? — Мэт проследил за взглядом рыцаря. — А, это просто уличные фонари.

— Тут у вас тратят столько масла, чтобы озарить пустую улицу? Сколь дивно!

Мэт собрался было объяснить сэру Жильберу, что для здешних фонарей не требуется никакое масло, но вспомнил о трубе, дымящей на теплоэлектроцентрали, и прикусил язык.

— Так люди чувствуют себя увереннее по ночам, — сказал он. — А значит, затраты окупаются. Пошли.

Они шагали по улице, а Жильбер то и дело восторженно восклицал:

— Какая широкая мостовая! Какие высокие дома! И как мало мусора!

А Мэту хотелось пинать ногами урны. Он вспомнил о том, как выглядят по ночам улицы Бордестанга — темно, хоть глаз выколи, вонь от помоек... «Пожалуй, — решил он, — когда мы там разберемся с джиннами, надо будет потолковать с Алисандой насчет уличных фонарей, сточных колодцев и уборки мусора».