Алан Фостер - Чародей с гитарой

Наконец соскользнула последняя вуаль, перышком поплывшая к полу. Музыка частила вместе с плясуньей. Покрытая белым мехом задняя часть ее тела, отрицая всяческую гравитацию, вибрировала маятником, содрогаясь вместе с белым хвостом в такт музыке.

Музыка впала в неистовство, когда, держась уже за самые нижние ветви, горностаиха выполнила последнюю серию абсолютно невозможных движений, мгновенно пояснивших Джон-Тому, зачем нужна кольцеобразная стойка. Это была крепостная стена, за которой тяжело вооруженные повара и бармены могли отразить истерический натиск распаленной аудитории.

Длинноухий кролик, надо думать, самец, ухитрился сграбастать горстью черный кончик хвоста, который у него игриво, но твердо вырвали. Пока горностаиха раскланивалась и посылала поцелуи публике, коренастый и крепкий самец рыси затолкал кролика в толпу посетителей. Потом артистка скользнула по ветвям наверх и, с последним плавным изгибом, исчезла в потолке.

Ставни и шторы торопливо подняли. Опять начались разговоры, все вернулись к обыденным темам. Только официантки и официанты молекулами кислорода в узких кровеносных сосудах протискивались среди столиков.

– Ну че, видал, кореш, а? – проговорил Мадж с видом человека, только что выписавшего чек на огромную сумму. – Уж ежели я сказал, значит… – Он умолк, странно поглядывая на Джон-Тома.

– Что случилось? – спросил тот, почувствовав себя неуютно.

– Зажарь меня на завтрак, – прозвучал удивленный голос, – если ты не покраснел! Эх, вы, люди…

– Что еще за ерунда, – сердито пробормотал Джон-Том, отворачиваясь.

– Э, не… – Перегнувшись через стол, выдр заглянул прямо в лицо Джон-Тому, все еще пытавшемуся спрятать глаза. – Ей-ей, не вру… Ты красный, как зад бабуина. – Выдр кивком указал на потолок. – Не видал такого представления, а?

– Видал я, видал. – Юноша заставил себя повернуться к своему опекуну, ощутив при этом, что его повело. В голосе чувствовалась слабость. Сколько же он успел принять этого черного зелья? – Было… в кино.

– А это еще что?

– Колдовское наваждение, – коротко определил Джон-Том.

– Хорошо, вот ты смотрел… Это ж такая, смею сказать, красота, изящество. – Выдр с восхищением поднял глаза к потолку. – И отчего же тогда красная рожа?

– Просто дело в том… – Юноша тщетно пытался объяснить причину смущения. – Я никогда не думал, что действия… – Но как выговорить это слово – «животного», – не обидев своего спутника? В отчаянии он попытался отыскать другое объяснение. – Я еще не видел такой… такой совершенной и извращенной грации.

– А, теперь понимаю. Только слово «извращенная» здесь ни при чем. Ты что, не можешь понять, какая это красота?

– Именно это я и хотел сказать. – Джон-Том с благодарностью ухватился за предоставленную ему возможность.

– То-то, – негромко пробурчал Мадж и разулыбался. – Вот бы добраться до этой резвушки-дорогушки, я бы устроил ей не менее прекрасное представление.

В густом и теплом кабацком духе, после обильной еды и выпивки Джон-Тома решительно развезло. Он уже боялся отрубиться. Мадж и так не слишком высокого мнения о нем, и, что бы там ни приказывал Клотагорб, трудно рассчитывать, что выдр не бросит его, если он вновь выставит себя полным ослом.

Поэтому Джон-Том отодвинул в сторону кружку, поднялся на ноги и огляделся по сторонам.

– Чего это ты ищешь, приятель?

– Кого-нибудь из нашей породы. – Юноша шарил глазами по толпе, пытаясь разглядеть кожу, не покрытую мехом.

– Че, людей, что ли? – Выдр передернул плечами. – Вот уж никогда не мог понять этой вашей тяги друг к другу, но тока ты сам вправе выбирать, чего тебе надо. Ну как, заметил?

Взгляд Джон-Тома остановился на двух безволосых физиономиях в кабинете в дальнем конце помещения.

– Глянь туда – там двое. Кажется, люди.

– Ну, как знаешь.

Джон-Том смотрел на выдра.

– Мадж, я это не потому, что ты надоел мне. Просто хочется переговорить с кем-нибудь, похожим на меня.

Опасения его были напрасными: Мадж благодушествовал и не думал обижаться на подобные пустяки.

– Делай что хошь, приятель. Можем пойти поболтать с ними, если тебе очень надо. Тока ты не забудь, что мы еще не уладили твои делишки… насчет работы. – Он покачал головой с явным неудовольствием. – Менестрель?.. Сомневаюсь. Разве что новизной возьмешь. – Выдр поскреб шкуру под подбородком. – Вот что. Спой-ка нам еще раз, а потом сходим и посмотрим, удастся ли нам познакомиться с этими ребятами.

– А мне казалось, что тебе и одного раза хватило.

– Не советую тебе, парень, руководствоваться первым впечатлением. К тому же ты затянул совсем унылую песню. Попробуй что-нибудь повеселее. Бывает, что менестрель одни песни поет здорово, а другие едва чирикает.

Джон-Том опустился на место и, сцепив пальцы, задумался.

– Не знаю. А что бы ты хотел услышать? Классику, поп-музыку, блюз, джаз? – Он постарался, чтобы в голосе его послышался энтузиазм. – Я знаю кое-какие классические вещицы, но дома я хотел петь один только рок – ну, это такие песни любят у меня на родине.

– Я не знаю, приятель. А как насчет баллад? Их-то все любят.

– Конечно. – Джон-Том и сам любил баллады. – Я их знаю довольно много. О чем ты хочешь услышать?

– Дай я подумаю минутку. – И действительно, через какую-нибудь пару секунд глаза выдра масляно заблестели, а на губах появилась улыбка.

– Не беспокойся, – поспешно вставил Джон-Том, – придумаю что-нибудь.

Он думал, но на ум ничего не приходило. Быть может, мешали шум и всеобщая вонь, быть может, его беспокоило пищеварение… Только слова и ноты комарами жужжали в мозгу, не давая уцепиться за что-нибудь одно. К тому же одна только мысль о том, что петь придется без переброшенной через плечо старой верной гитары, прижатой к животу, казалась неестественной. Если бы у него хоть что-нибудь было… Хотя бы губная гармоника. Впрочем, тогда он не смог бы петь и играть одновременно.

– Ну, давай же, – торопил Мадж. – Неужели и впрямь ничего не можешь придумать?

– Попробую. – И юноша затянул «Клубничную ярмарку», но изящные гармонии потонули в воплях, топоте и свисте, наполнявших зал.

Менее всего он ожидал получить удар между лопаток, бросивший его лицом на столик.

В смятении и гневе Джон-Том обернулся и обнаружил перед собой свирепую бурую физиономию над туловищем ростом с Маджа, но раза в два более широким.

Берет из змеиной шкурки и красная косынка на шее отнюдь не делали разбойничью росомашью физиономию менее устрашающей.

– Виноват, – пробормотал Джон-Том, не зная, что говорить.

Сверху вниз его буравили злые глаза, могучие челюсти разошлись в оскале, обнажив острые зубы.

– Ой, виноват, – гулко пророкотало животное. – Это ты перед матерью своей виноват, раз ей приходилось слушать такой голос. Ты портишь обед мне и моим друзьям.