Наталья Фуртаева - Однажды где-то…

Самое интересное, что мне и в голову не приходило, что скорее он меня убьет и не задумается. О себе я даже и не думала. Как в том анекдоте: «Ой, однако, правда не подумали — где же мы вас хоронить-то будем?» Я стою, раздумываю, а дед все шелестит и шелестит вкрадчиво. Послушать хоть — о чем это он.

— Подумай, — ласково звучал его голос, — все мужчины будут у твоих ног. Они будут сходить с ума от любви к тебе! Как великой милости будут ждать твоего взгляда! Одного только взгляда! Они будут счастливы исполнять любые твои капризы и прихоти, а уж как они будут стараться для тебя в постели! Все, что ты хочешь…

— Ты, дед, чего мелешь? Я тебе что?… Ну, ничего себе — нимфоманку нашел! Тоже мне маньяк сексуальный! Ты еще ремни черные на себя нацепи да картинки скабрезные по стенам развесь. Охренел совсем под старость-то?

— Да ведь это твои мечты! — в его голосе впервые прозвучала нотка растерянности. — Разве не ты зачитывалась Камасутрой? Так ведь, кажется, называется ваша Библия секса? Очнись, девочка, не гарнизон какой-то, а армии мужчин всего мира будут жаждать твоей взаимности!

— На что намекаешь, пенек замшелый? Ты из меня гарнизонную шлюху не лепи! Да за один такой намек морду бьют! И про какую это Камасутру ты толкуешь? Я ее и в руках не держала — не то что зачитываться. Ты, маразматик хренов, меня ни с кем не путаешь?

И тут до меня кое-что стало доходить. Е-мое! Ведь с бумагами в тот злополучный день должна была идти Ленка! А мне надо было встречать делегацию смежников и весь день их опекать. На беду, там был один мужчинка, красавец — импозантный, седоватый, с бархатными карими глазами и ласковой улыбкой на чувственных губах. Я таких терпеть не могу — козлы сладострастные! А Ленка сразу запала, у нее же крыша наполовину сорвана в сторону мужиков. Она чуть ли не на колени передо мной пала, чтобы нам местами поменяться. Клялась, что с начальником сама разберется, обещала чуть ли не горы золотые! Ленку поддержал весь от дел, предвкушая веселое представление.

— Я шефу скажу, что у меня колено болело. Я не могла далеко ходить. Во! — Ленка задрала юбку, чтобы показать воображаемому шефу самое красивое, что в ней было, — колено. — Ну, хочешь, я тебе бутылку коньяка куплю и французские духи? Выпьем потом вместе?

— Коньяк или духи?

— Все! И еще помаду! — Ленка даже не в состоянии была понять, отчего весь отдел покатывается от хохота. В глазах у Ленки стоял сейчас седовласый красавец — мечта всей Ленкиной жизни.

И я сдалась. И пошла с теми бумагами по делам прямиком в капкан, поставленный на Ленку! Так, я уже поняла, в чем твоя сила и твое бессмертие, козел облезлый! Ловишь людей на их несбыточных мечтах, на их пороках, а потом загребаешь жар ихними руками. На чем ты поймал певца? На нестерпимом желании стать звездой, несмотря на свою бездарность? Ты дал ему талант и взамен потребовал душу, а потом и жизнь? Вот только душонка у него оказалась мелконькой да темненькой? Купить настоящую душу за исполнение порочных желаний? Вот тут ты ошибаешься, пожиратель мелких душ. Настоящая душа не продается. Тем более за пороки. А если продается, значит, ее величие кажущееся. И, значит, ты снова оказываешься банкротом.

Я не из великих, я обыкновенная. Но тебе меня не купить. Ты можешь отнять мою жизнь, как отнял ее у Наны, у Добродя и Рыся. Как отнял ее своими неправедными делами у миллионов людей и нелюдей. Но мою душу ты не получишь. Потому что душа больше жизни. Потому что без души — это не жизнь, а лишь жалкое ее подобие. Такого подобия мне не надо. Пусть жизнь покинет мое тело, а душа вернется к Создателю. Но она снова придет на землю в новом теле, и я снова буду с тобой сражаться. Потому что ты — язва смердящая на ткани мироздания, и тебя быть не должно. А пока я жива, попробуй отними у меня эту жизнь. Хрен тебе, а не душа!

А может, моя собственная душа тебе не так и важна? Ты подарил бы талант сводить мужчин с ума от желания обладать мною, а сам стал бы сутенером? И приторговывал бы мною, покупая души? Здорово придумал! Только как же ты вышел на Ленку? Неужели ее неутоленная жажда любви приняла форму смертного греха прелюбодеяния и размер вселенской мании? Так что даже в другом мире стало возможным уловить ее грешные желания и выследить сам источник этих желаний! Ну и ну!

Похоже, и этот сморчок кое-что допетрил!

— Ты… Ты… Ты не та, что мне была нужна! Ты кто?!

— Хрен в пальто. Дошло, чучело облезлое?

— Да как ты смеешь со мной… Со мной!! — Потрясение от неожиданного открытия было столь велико, что дедок стал лиловым. Да я еще ТАК с ним разговариваю. Он поди таких оскорблений за всю жизнь не слыхал. А ведь мнит себя владыкой мира. У меня уж надежда появилась, что он сам по себе помрет. От шока…

Зря надеялась. Костей понемногу приобретал свой естественный цвет, то есть грязно-коричневый. Внешне он выглядел уже вроде спокойным, но внутри у него клокотала ярость и ненависть. Это хорошо. Чем больше злится, тем больше ошибок сделает. Сейчас он ударит. Это чувствовалось по его напряженной позе, по пристальному взгляду. Сейчас! И действительно ударил.

Не знаю, каким заклинанием он меня шарахнул, но досталось оно ему дорогой ценой. Он скорчился и задохнулся от боли. Просто я представила себя зеркалом — отлично отполированным венецианским зеркалом, какое не возможно разбить. И то, что Костеем предназначалось мне, отразившись в зеркале, ударило его самого. Еще когда я только вошла в этот зал и поняла, что магия стихий здесь не работает и Великим Кедрам до меня не дотянуться, я решила защищаться своей доморощенной, импровизированной магией, магией воображения, как советовала когда-то Нана. Пока получилось.

Костей все еще не мог прийти в себя, выдохся старик. Но опыт-то тысячелетний. Заклинания могут работать и через сотни лет. Так что легкой победы ожидать не приходится. Но я не чувствовала ни страха, ни ненависти. Только удивительное спокойствие отрешенности. Я не была ни судьей, ни палачом. Я была топором палача. И я пришла, чтобы выполнить волю судьи и палача — убрать эту язву с ткани мироздания. И я ее уберу. Как и чем — не знаю. Не знаю и того, останусь ли жива. Но все это уже неважно. Такие вот нешуточные мысли у меня в тот момент были.

— Ты умеешь защититься. Это хорошо — я люблю, когда сопротивляются. Это так приятно — убивать медленно, ломая сопротивление. О-о! С этим наслаждением не сравнится ничто!

Ну точно маньяк-извращенец. Сейчас готовит новую пакость, посильнее прежней. Ожерелье на моей шее вдруг потеплело, а через миг уже жгло кожу невыносимо. Водяной говорил, что я должна его разорвать, когда припечет. И я рванула ожерелье. Нитка лопнула, и жемчужины рассыпались по залу. Но не как попало, в беспорядке. Жемчужины вращались вокруг трона. А потом покатились по кругу, засветившись пока неярким голубым огнем.