Филип Фармер - Хэдон из Древнего Опара

Вдалеке, подернутый пеленой, смутно виднелся Опар — город, построенный из массивных гранитных глыб, город драгоценных камней. Контуры плотных стен, возведенных из огромных камней, вздымающихся ввысь изящных башен, золоченых куполов, насчитывавших восемьсот шестьдесят лет существования, заколыхались, изогнулись и растворились в воздухе. Потом все исчезло, будто ничего и не было.

Едва сдержавшись, Хэдон вытер слезы.

Прощальная картина прославленного Опара была подобна видению, угасающему в божественном сознании. Хэдон надеялся, что это не дьявольское знамение. Он рассчитывал, что и на его друзей-соперников отъезд произвел подобное же впечатление. Окажись он единственным, на глаза которого навернулись слезы, его бы высмеяли.

Баркас прошел изгиб реки; между Хэдоном и его родным городом встали джунгли. В мыслях он все еще представлял себе Опар, высокие башни, словно руки, простертые к небу и пытавшиеся удержать его от падения. Маленькие фигурки на каменных причалах — среди которых и его отец, мать, сестра и брат — исчезали из поля зрения, но не из мыслей. Воспоминания именно о них, а не о городе вызывали слезы.

Увидит ли он когда-либо своих родных вновь?

Если он проиграет, то вряд ли. Если выиграет, пройдут годы, прежде чем он сможет обнять своих близких. А милый сердцу Опар, возможно, никогда не будет приветствовать его.

В свои девятнадцать лет Хэдон покидал родной город дважды. Когда это случилось в первый раз, с ним были его родители. Во второй раз он уезжал к своему дяде, но Опар был неподалеку.

Хэдон взглянул украдкой на стоявших перед ним молодых людей. Они не смотрели на него, он же обрадовался, увидев, что по их щекам тоже катятся слезы. Таро, его друг, смущенно улыбнулся. Хевако — глыба из темного камня — бросил на него сердитый взгляд. Он не плакал: камни не плачут. Он слишком сильный человек, чтобы лить слезы и хотел, чтобы все об этом знали. Но зато у него и не было ничего и никого, о ком он мог бы горевать, подумал Хэдон. Ему стало жаль Хевако, хоть он и знал, что чувство это быстро пройдет: Хевако был неприветливой, наглой тварью.

Хэдон огляделся вокруг. Ширина реки в этом месте составляла около полумили, вода была коричневой из-за грязи, которую она несла в море с гор. По берегам реки стеной сплотилась зеленая растительность; исключение составляли лишь болотистые берега, которые походили на пальцы, нащупывающие, не продвинулись ли деревья еще вперед. На берегах, скалясь, лежали священные крокодилы, поднимавшиеся на короткие ножки всякий раз, как в поле зрения тварей попадала идущая первой лодка; крокодилы тотчас соскальзывали, увязая в грязи, в воду. Из зарослей до лодок доносились крики попугаев и обезьян. Голубовато желто-красный зимородок спорхнул с ветки, падая, словно пернатая звезда. Он остановился, пролетел над поверхностью реки и взметнул вверх с маленькой серебристой рыбкой в когтях.

Дюжина гребцов бормотала что-то в унисон звукам шлепающих о воду деревянных весел и ударам бронзового гонга рулевого. Небольшого роста, приземистые, с толстыми шеями и нависшими бровями, близкие родственники человека и дальние сородичи обезьян, они гребли и что-то ворчали, их волосатые тела покрывались потом. Между гребцами, на узкой палубе лежали сундуки с золотыми слитками и бриллиантами, ящики с мехом, резными фигурками богинь, богов, чудовищ и животных, трав из тропических лесов и грудами слоновых бивней. Сокровища сторожили пятеро солдат в кожаных доспехах с копьями.

Впереди судна, на котором плыл Хэдон, шли шесть лодок с гребцами и солдатами. За судном следовало еще двадцать три лодки, все доверху груженные драгоценностями из Опара. Завершали процессию шесть судов. Хэдон какое-то время рассматривал их, потом принялся ходить взад и вперед, по пять шагов за один проход, вдоль густо заполненной народом палубы полуюта. Жизненно необходимо было держать себя в форме. Именно от нее будет зависеть его жизнь во время Великих Игр. Хевако, Таро и трое запасных вскоре стали подражать ему. Троица гуськом прохаживалась туда и обратно, остальные делали зарядку. Хэдон с завистью смотрел на питоноообразные мускулы Хевако. Говорили, что он самый сильный человек в Кхокарсе, исключая, конечно же, Квазина. Но Квазин находился в ссылке, скитаясь где-то по Западным Землям со своей огромной отделанной медью дубиной на плече. Будь он среди конкурсантов, нет никакого сомнения в том, что никто не стал бы соперничать с ним.

Хэдон задумался о том, хватило бы у него смелости на соперничество с Квазином. Возможно — да; возможно — и нет. Хоть он и не обладал телом гориллы, ноги его были длинные, он быстро бегал, был выносливым, а его мастерству владения мечом аплодировал даже сам отец. И именно это умение владеть мечом окончательно определило его участие в Играх.

Все же отец его предостерегал:

— Ты очень хорошо управляешься с тену, сын мой. Но пока ты еще не профессионал, и человек с опытом может разрубить тебя на куски, несмотря на твои длинные руки и молодость. К счастью, тебе предстоит соперничать с такими же зелеными юнцами, как ты сам. Нелепость состоит в том, что на свете много мужчин, которые с легкостью превзошли бы тебя в искусстве фехтования, но их возраст не позволяет им добиться успеха в других играх. Все же, если какой-нибудь взрослый мужчина лет двадцати восьми решит попытаться завоевать приз, ему стоит пикнуть и тогда надейся лишь на помощь Кхо!

Отец потрогал обрубок своей правой руки, бросив угрюмый взгляд на сына:

— Тебе никогда не приходилось убивать человека, Хэдон, а потому твой истинный темперамент не известен. Иногда тот, кто владеет мечом хуже, одерживает победу над лучшим фехтовальщиком из-за того, что у него сердце настоящего убийцы. Что будет, если ты и Таро оба выйдете в финал? Таро — твой лучший друг. Сможешь ли ты убить его?

— Я не знаю, — ответил Хэдон.

— Тогда тебе не следовало бы участвовать в Играх. Здесь еще и Хевако. Берегись его. Ему известно, что в обращении с тену ты превосходишь его. Он постарается убрать тебя с дороги до финала.