Дэн Черненко - Пираты Черных гор

И как будто ему в ответ, ожившее море послало волну, которая почти залила и едва не опрокинула галеру. Грас схватился за линь и вцепился в него, чтобы уцелеть. Когда корабль восстановил равновесие (медленно, очень медленно), первое, что сделал король, – стал искать глазами Птероклса. Не смыло ли волшебника за борт, ведь он не был моряком.

Но колдун сумел устоять на ногах, с него потоками лилась вода, он отплевывался, повиснув на ограждении. И флот добрался до берега невредимый – жестоко потрепанный, но невредимый.

Шторм между тем становился все сильнее и ужаснее, но теперь это уже не имело значения.

Принц Всеволод сделал большой глоток из чаши с вином, стоявшей перед ним.

– Задавай свои вопросы, – сказал он. Таким тоном раненый велит знахарю вытащить попавшую в него стрелу.

Заставить находящегося в изгнании правителя Нишеватца продемонстрировать даже такую готовность к сотрудничеству – уже своего рода победа. Он-то ведь полагал, что это другим следовало сотрудничать с ним, а не наоборот.

Ланиус не заставил себя долго ждать:

– Какие города-государства в Черногории скорее всего станут противостоять Василко и Низвергнутому?

Всеволод с презрением взглянул на него.

– На этот вопрос тебе следует ответить самому. Король Грас берет пленников из Нишеватца, из Гайзердзика, из Йобуки, из Грвейса. Это значит, нет пленников из Дердеватца, из Равно, из Завалы, из Мойковатца. Эти четыре, они не плавать с пиратскими кораблями. Они нет любить Василко, а?

Слова показались вполне логичными, но Ланиус уже знал, что логика часто не имела ничего общего с поведением черногорцев. Он сказал:

– Станут ли они союзничать с Аворнисом, если мы пошлем нашу армию в страну черногорцев?

– Нет. Конечно, нет.

Похоже, если Ланиус считал Всеволода немного странным, тот решил, что общается с тупым. Властитель Нишеватца продолжал:

– Хотите отдать Дердеватц и остальные три города в руки Низвергнутого – вводите армию.

– Но это же ты первым пригласил нас в страну черногорцев! – воскликнул Ланиус, даже не пытаясь скрыть раздражения.

– Тут все по-другому. – Всеволод пожал плечами. – Тогда я был властелин. Теперь я изгнанник.

Слеза блеснула в его глазу. Сожаление или жалость к себе? По тому, как Всеволод снова наполнил чашу вином и залпом выпил, Ланиус побился бы об заклад, что это все-таки жалость.

– Почему города-государства выступают именно в таком порядке? – спросил он.

Выставив узловатые старческие пальцы правой руки, Всеволод перечислил:

– Нишеватц, Гайзердзик, Йобука, Грвейс. Выставив пальцы левой, он продолжил перечень:

– Дердеватц, Равно, Завала, Мойковатц. Затем принц скрестил пальцы рук.

– Ты видишь?

– Вижу, – тихо сказал король Ланиус. Ближайшие соседи враждовали друг с другом. Города-государства, поддерживающие Нишеватц и противоборствующие ему, чередовались вдоль побережья. Подумав немного, король заметил:

– Василко стал бы сильнее, если бы все черногорские города склонились на его сторону. Он может добиться, чтобы они сделали так?

– Василко? – Отец восставшего принца, похоже, готов был сплюнуть, но в последний момент – в самый последний момент – передумал. – Василко не может добиться даже того, чтобы кошка гадила, куда ей велено.

То, что Василко преуспел, свергнув его, даже не пришло ему в голову.

– Позволь мне спросить по-другому, – Ланиус проявил терпение. – Используя Василко, может Низвергнутый объединить их?

Принц хотел было кивнуть, но сдержался.

– Эти города-государства – враги давно. Понимаешь? Ланиус кивнул. Всеволод продолжал:

– Нелегко сделаться из врагов друзьями. Но нелегко и противостоять Низвергнутому. Так что... я не знаю.

– Хорошо. Спасибо тебе, – сказал Ланиус. Ничего хорошего. Если Всеволод сомневался в том, что Низвергнутый не сможет объединить все черногорские города под своим началом, значит, все обстояло с точностью до наоборот. И если он сможет...

– Если он сможет, – усмехнулся Грас, когда Ланиус пересказал свою беседу с принцем, – то флот, который устроит набег на западное побережье на следующий год или еще через год, будет вдвое больше того, с которым мы сражались.

– Я боялся, что ты скажешь именно так.

– Поверь мне, ваше величество, я бы предпочел солгать тебе.

– Говорил ли я когда-нибудь, что я обнаружил описание Скипетра, сделанное королем Кафартесом? – внезапно спросил Ланиус.

– Нет. Ты ничего не говорил, – король Грас продолжал криво улыбаться. – До этой минуты – нет. И готов поклясться, что вообще никогда не слышал о короле... э-э-э... Кафартесе.

– Я нашел его письмо в архиве, – пояснил Ланиус.

Грас пожал плечами. Привязанность Ланиуса к необычным животным, его бесконечные поиски в архиве удивляли и раздражали. Но выражение его лица стало серьезным, когда он выслушал Ланиуса.

– ... теперь у нас есть какое-то представление о том, почему Низвергнутый не пытался обратить Скипетр против нас.

– Может быть, и так, – согласился Грас – Это очень ценное предположение, ваше величество, и ты старался не зря. Сколько ящиков с бесполезным хламом ты просмотрел, прежде чем наткнулся на это?

– Семнадцать, – тут же ответил Ланиус. Его тесть рассмеялся:

– Пора бы мне запомнить, что цифры у тебя всегда на кончике языка. Ты не изменяешь себе. – Он произнес это с необычной смесью насмешки и восхищения.

Ланиус покачал головой:

– Если хоть один из пергаментов оказался полезным, это значит, что поиски того стоили. Да и кто знает, какой документ будет более важным через сто лет, а какой – менее. Вот поэтому мы храним их все.

– Хм-м. – Грас перестал смеяться. Вместо того чтобы спорить или еще поддразнить зятя, он решил сменить тему: – Твоя обезьянка родила детенышей?

– Да – близнецов, – ответил Ланиус. – Кажется, они хорошо развиваются.

– Хорошо для нее, – сказал Грас. – И для тебя тоже. Я помню твои слова о том, что когда животные дают потомство, это значит, что хозяин правильно заботится о них. Это вполне логично.

– Ну, спасибо! Тебе не хочется взглянуть на маленьких обезьянок?

Грас покачал головой, но спустя секунду сказал, причем с большим энтузиазмом, чем ожидал от него Ланиус:

– Да, покажи мне их.

И улыбка, которая расплылась у него на лице, когда он увидел детенышей, была искренней. Ланиус тоже улыбнулся, увидев их, хотя, конечно, это зрелище уже стало для него привычным. Никто не мог смотреть на обезьянок без улыбки, вне всякого сомнения. Они были само любопытство и сама любознательность, когда уставились на Граса, а потом стремглав бросились назад, быстро преодолев те несколько дюймов, на которые они отважились отойти от своей матери, и вцепились в ее мех всеми четырьмя лапами и даже, кажется, хвостами.