Кэролайн Черри - Эльфийский Камень Сна

А потом из темноты деревьев на них обрушились гончие и всадники — свора черных подобострастных псов и двое могучих лошадей, цокающих среди них. От восседавших на них мужчин разило железом, которое страшно блестело в лунном свете. Псы, заливаясь лаем, хлынули на скалу и вдруг откатились обратно, рассыпавшись яростным кругом. Они выли и ежились от страха, шерсть вставала дыбом на их загривках от того, что они увидели. Всадники стегали их плетками, но лошади под ними пятились и ржали от шпор, и они не могли заставить двинуться вперед ни лошадей, ни гончих.

Арафель стояла, оперев ногу о скалу, и с холодным любопытством наблюдала за этой неразберихой из людей и животных. Они казались ей мрачнее, жестче и свирепее, чем те изгои, которых ей доводилось встречать, и снаряжение их было странным — скалящаяся волчья голова. Она не могла припомнить этой эмблемы, но ее мало заботили обычаи этих посетителей, еще меньше, чем предшествовавших изгоев.

На склоне появился третий всадник, могучий и крикливый, и он, хлеща свою неповинующуюся лошадь, поднялся выше первых двоих, до самого гребня холма перед скалой, и следовавшие за ним всадники, немало из которых были вооружены луками, тоже добрались до середины склона. Предводитель отъехал в сторону и поднял руку, и луки натянулись, целясь в арфиста и Арафель.

— Стой, — промолвила она.

Но рука воина не упала, она лишь медленно опустилась. Он уставился на Арафель, и она легко поднялась на скалу, чтобы поближе рассмотреть этого всадника на высокой черной лошади. Лошадь внезапно попятилась, и он пришпорил ее и жестко хлестнул кнутом, но так и не отдал приказа своим людям, словно скулящие псы и дрожащие лошади наконец заставили его увидеть то, что было перед ним.

— Прочь отсюда! — закричал он таким голосом, от которого могла содрогнуться земля. — Прочь! Или я проучу и тебя! — и он вытащил свой огромный меч и нацелил его на Арафель, хлеща сопротивляющуюся лошадь.

— Проучишь? Меня? — Арафель легко спустилась на землю и взяла за руку арфиста. — Не из-за него ли ты явился сюда и поднял весь этот шум?

— Мой арфист — вор, — промолвил господин. — Отойди в сторону, ведьма. Такие, как ты, тоже подвластны огню и железу.

Теперь ей и вправду показался не по нраву меч и стрелы с железными наконечниками, которые по первому же слову этого человека могли быть пущены в ход. Однако она не отпускала руки Фиана, хорошо понимая, что они сделают с ним одним.

— Но он принадлежит мне, господин людей. Если бы арфист доставлял тебе радость, вряд ли ты стал бы его преследовать. А мне он в великую радость, ибо давным-давно не было у меня такого приятного спутника в Элдвуде. Бери арфу, мальчик, и уходи отсюда. Я поговорю с этим грубым человеком.

— Стоять! — закричал господин, но Фиан схватил в руки арфу и бросился прочь.

Просвистела стрела — юноша метнулся в сторону, и арфа со страшным звоном упала на склон. Он мог бы оставить ее, но он начал карабкаться за ней, и это была его ошибка. Мгновенно их окружили лучники с нацеленными на них стрелами.

— Не делай этого, — просто сказала Арафель господину.

— Что мое, то мое, — он удерживал лошадь на месте, держа меч поднятым, готовый в любое мгновение дать сигнал своим стрелкам. — Арфа и арфист мои. И ты глубоко ошибаешься, если считаешь, что твои слова для меня что-нибудь значат. Я накажу и его, и тебя за твою дерзость.

Разумнее всего было уйти, Арафель это и сделала. Но сделав несколько шагов и остановившись рядом с Фианом, она обернулась в блеске луны.

— Я хочу узнать твое имя, господин людей, если ты не боишься моего проклятия.

Так она подшутила над ним, чтобы его люди видели страх своего господина.

— Эвальд из Кер Велла, — ответил он презрительно и не колеблясь, хоть и понимал, кто перед ним. — А твое, ведьма?

— Зови меня, как хочешь, господин, — никогда еще во времена людей она не являлась им в своем истинном обличье, но гнев охватывал ее все сильнее. — И запомни, эти леса не созданы для того, чтобы в них травить людей, и твой арфист больше тебе не принадлежит. Уходи и будь благодарен. С людей довольно долины Кера. А если она тебе не нравится, приведи ее в порядок. А границы Элдвуда переступать не смей.

Господин закусил свой ус и еще крепче сжал меч, но натянутая тетива у лучников уже ослабла, и стрелы глядели в грязь. Страх стоял в глазах лучников, а всадники, прибывшие первыми, подались назад: у свободных было меньше самообладания, чем у холопов.

— Ты забрала то, что принадлежит мне, — продолжал настаивать господин, хоть его лошадь и пыталась податься назад.

— Да, я поступила так. Иди, Фиан. Иди спокойно.

— Ты забрала то, что принадлежит мне, — снова прокричал господин долины. — Так значит ты не только ведьма, но и воровка? Ты должна заплатить мне за него.

Она задохнулась от удивления, но не двинулась с места.

— Тогда назови свою цену, господин людей. Я заплачу тебе, если ты оставишь нас. Но и я предупрежу тебя — принадлежащее Элду не выйдет за пределы Элда. Самое разумное, если ты попросишь у меня разрешения уйти, — его взгляд, полный ненависти, но и осторожности, свирепо метался из стороны в сторону. Леденящий холод пронзал Арафель от этого взгляда, особенно там, куда он чаще всего смотрел — чуть выше сердца, и рука ее сжимала лунно-зеленый камень, без оправы висевший на ее шее.

— Я не стану просить разрешения у ведьмы, — произнес господин. — Это моя земля, и я вправе ходить по ней… Что же до цены, то камня будет достаточно. Вот того, — сказал он.

— Я предупредила тебя, — заметила Арафель. — Ты не мудр.

Но человек не проявлял никаких признаков смирения. Тогда она сняла камень с шеи и протянула его на цепочке — такой же невесомый, какой была сама цепочка.

— Иди, Фиан, — сказала она арфисту, а, когда он замешкался, снова крикнула: — Иди!

И наконец, он побежал, помчался, полетел как безумный, прижимая к себе арфу.

И когда лес снова затих, угомонился, и до нее доносился лишь цокот копыт по камням, да жалобный вой псов, она выпустила камень из рук.

— Получи! — промолвила она и двинулась прочь.

Она услышала шум за спиной и повернулась, чтобы лицом к лицу встретить предательство, и почувствовала, как меч Эвальда ледяным жалом пронзил ее сердце. Опомнилась она уже в других местах, все еще сгибаясь от боли, от которой перехватывало дыхание.

Прошло немало времени, прежде чем она снова поднялась, уже не испытывая ноющей боли от железа. По людским же меркам она лишь едва отступила куда-то, и теплые ветра еще несли с собой холодный запах железа. Она огляделась, но на прогалине уже не было ни людей, ни животных, лишь смятые поросли отмечали то место, где они только что были. Так он ушел со своим трофеем.