Курт Бенджамин - Принц снов

Больше принц ничего не объяснил. Сердце немного успокоилось, дыхание выровнялось. Теперь уже пришел стыд за свой ужас, обдавший все тело неприятным, липким, вонючим и холодным потом. Пот этот приводил в смущение, однако делать было нечего — что случилось, то случилось.

Товарищи поняли, что новых откровений не последует, и разошлись по своим углам, собираясь еще хоть немного поспать. Рядом с Льешо остался лишь Хабиба, он продолжал успокоительно поглаживать лоб юноши, не обращая при этом никакого внимания на собственные слезы. Волшебник шепотом произносил молитву:

— Великая госпожа, за что? Зачем? Ведь они еще почти дети…

Хабиба служил смертной богине войны. Если она в эту минуту слушала, то сразу поняла мысли Льешо.

Мы не дети и никогда ими не были.

Однако высказать это вслух принц не мог — слишком устал, измучился во сне; болело и сердце, и все тело. Хабиба и сам это поймет.

Лунный свет окрасил серебром двигавшуюся в прохладе ночи армию. Льешо вздрогнул, но вовсе не от свежести воздуха, а от суеверного страха перед жуткими образами, которые словно сон шевелились в его голове. Армия мертвых. Да, в этой утонувшей в лунном свете ночи казалось, что он ведет вперед армию мертвых. Лишенные и цвета, и самой жизни товарищи готовились к битве. Во главе колонны ехал Хабиба. Льюка и Балар затерялись среди соотечественников. Кунголу пришлось собирать наемные отряды, потому что государство Фибия давным-давно провозгласило себя мирным и не имело регулярной армии. Сейчас же и Кунголу, и самому Небесному Царству понадобились фибские воины, так что издревле практикуемые в качестве королевских упражнений боевые искусства пришлись весьма кстати. А потому среди фибских рекрутов братья-принцы чувствовали себя в такой же безопасности, как и среди хорошо обученных бойцов регулярной армии.

Харлол ждал, держа наготове коня Льешо.

— За багажом присматривает Собачьи Уши, — сообщил он. — А на случай битвы я уже назначил двух часовых из ташеков.

Это означало, что по крайней мере двое смогут избежать почти неминуемой смерти.

— Спасибо.

Льешо убрал лук и стрелы в притороченный к седлу колчан и повел плечами, пытаясь поудобнее устроить на спине копье. Ему предстояло ехать слева от Хабибы, словно в почетном эскорте генерала-волшебника. Харлол же уважительно, но непреклонно настаивал на том, что должен ехать впереди, чтобы первым принять бой и, если потребуется, погибнуть за Динху. Этого Льешо позволить не мог. Договорились на том, что ташек поедет рядом с Льешо, в первом ряду, как и подобает послу Акенбада.

Каду поднялась на битву в облике орлицы, для нее на луке седла Хабибы устроили специальное охотничье место. Скоро особый дар девушки сможет проявиться в полной мере.

— А это и правда она? — уточнил Харлол, выравнивая лошадь рядом с Льешо.

— Наверное.

По знаку Хабибы лошади тронулись, унося седоков в полный изломанных теней призрачный лунный пейзаж. Изъеденная ветрами тропинка вилась среди голых холмов, уводя путников все выше и выше, на горные плато Гарнии. Конь Льешо шагал широко и твердо, а потому принц не возражал, чтобы Харлол своими расспросами о Каду отвлек его от размышлений и видений.

— Впрочем, это вполне может оказаться и кто-нибудь другой, а возможно, и настоящий охотничий орел. Но обычно, если знаешь, о ком идет речь, всегда можно понять. Сам генерал, отец Каду, едва дочка меняет облик, приобретает какое-то странное выражение лица — возле рта появляется характерная морщина. Мне кажется, это происходит и от гордости, и от волнения — вдруг красавица забудет, как именно можно вернуться в человеческий облик?

В ужасе вздрогнув, Харлол резко, со всей силой натянул поводья. Лошадь нервно дернулась, но постепенно снова успокоилась.

— Она еще ничего не забыла, — напомнил товарищу Льешо и поправил привязанный к седлу тюк.

Из тюка тут же показалась голова Маленького Братца; обезьянка внимательно обвела взглядом окрестности, однако комментировать пейзаж не стала, и это уже было хорошо. Ведь совсем недавно, когда Льешо пытался отдать ее музыканту, отважный зверек устроил настоящий скандал. Убедить его в том, что ехать среди багажа под охраной карлика гораздо безопаснее и удобнее, так и не удалось. Спорить с упрямой мартышкой было совершенно бесполезно.

Некоторое время Харлол внимательно смотрел на любимца Каду, а потом погрузился в раздумье — возможно, о том, не заключено ли в этом тщедушном тельце также нечто большее, чем просто обезьяна. Льешо и сам порою задумывался об этом, но никогда не замечал иных проявлений, кроме чисто обезьяньих. А если в облике Маленького Братца и скрывался какой-нибудь принц или маг, то не приходилось сомневаться, что он давным-давно забыл обратный путь к человеческому облику.

Впрочем, ничего подобного Хабиба никогда бы не допустил, а значит, можно не волноваться. Однако в душе Льешо таился страх, даже скорее вопрос, оставшийся еще со времени боя на рыночной площади в Шане: действительно ли их предводительница человек, или это лишь форма, фальшивая, как и форма орла? Отец ее тогда стоял в бою словно скала, а сражался как дракон — один из тех, что пришли на помощь и решили исход схватки. Динха называла и Хабибу, и его дочь своими детьми, а дракон Дан сказал то же самое о народе ташеков.

Ну что же, Каду окажется вовсе не первым из драконов в человеческом обличье, с которым принцу довелось подружиться за свою жизнь. Но каково окажется идти под его командой в бой? Практика показала, что драконы не очень-то способны воспринять само понятие смерти.

Тревожить подобными размышлениями Харлола, разумеется, не стоило. Их мог разделить лишь тот, кто уже встречался хотя бы с несколькими созданиями подобного рода, а потому имел возможность сравнивать.

Хабиба казался всецело поглощенным предстоящей битвой, однако, едва посмотрев вокруг, Льешо тут же заметил, что волшебник внимательно наблюдает за ним.

— О чем так глубоко задумался, Льешо?

— Да так, ничего конкретного. — Он поднял руку, но не для того, чтобы оттолкнуть от себя вопрос, а пытаясь отыскать подходящие слова. — Просто вспомнил Кван-ти.

Сказав это, юноша даже не подозревал, насколько он близок к истине.

Хабиба промолчал, словно приглашая к продолжению, и Льешо добавил:

— Она вовсе не походила на остальных драконов.

— Дракон Золотой Реки нравился тебе больше?

— Дело не в этом. Кван-ти тоже мне очень нравилась. Во всяком случае, она не съела никого из тех людей, кто пытался мне помочь.

Льешо по-своему любил Кван-ти. Конечно, далеко не так, как ее мать, но глубже, чем кого-нибудь другого со времени Долгого Пути. В годы рабства на Жемчужном острове лишь Кван-ти да министр отца приносили истинное утешение. Разумеется, тогда Льешо еще не знал, кем окажется Кван-ти на самом деле. Не знал он этого даже тогда, когда она спасла его глупую жизнь в неудачной попытке бегства с Жемчужного острова.