Сергей Болотников - Город призраков

— Пришло время!! — рявкнул охранник с пафосом, появившись в двери. — Лучшее мясо — свежее мясо! Мясо с кровью!!! — Он бодро шагал вперед, а шнур от удлинителя плясал и извивался позади него, придавая охраннику вид безумного робота.

Забившись в угол, Васютко жалобно заскулил, закрываясь руками от надвигающейся пилы. Дикий, животный ужас терзал все его существо.

— Нне... надо... — простонал Николай, — ну, пожалуйста... не надо... мы не скажем...

— Сиди спокойно, — молвил охранник, занося пилу. Так говорят в парикмахерской малым детям, что вертятся непоседливо в креслах.

Внезапно погас свет, погрузив все вокруг в абсолютно непроглядную тьму.

— От, черт... — сказал охранник и добавил еще пару непечатных выражений. Он случайно задел пилой о стены, и ворох искр на миг выхватил из тьмы его озадаченное лицо с массивными надбровными дугами.

Пила тихо выла, останавливаясь. Судя по всему — отключилось электричество. Звякнул металл цепи, потом тяжелыми шагами монстр в камуфляже прошествовал к двери и на миг остановился в проеме.

— Повезло вам, — рыкнул он, — света нет. Дверь с грохотом закрылась, но на этот раз в ней со скрежетом провернулся замок.

А затем пленивший их бывший охранник пошел наверх, оставляя напарников наедине. Стрый что-то напряженно спрашивал, но Пиночет не отвечал, а только бессильно привалился к стене.

Через некоторое время лампочка замигала и зажглась ровным светом. Васютко долго пялился на дверь, ожидая шагов и воя пилы, но так и не дождался. Подняв взгляд к потолку, он обратился к человеку в плаще. Почему-то ему казалось, что тот услышит и все-таки придет на помощь.

— Забери меня отсюда! — сказал Николай в темноту. — Забери...

Васек наткнулся на Евлампия Хонорова. Как и большинство одиозных личностей, с потрясающей скоростью плодящихся в городе, Евлампий был совершенно безумен. Однако с Васьком его объединяло общее качество — они оба видели что-то выходящее за рамки обычного.

Евлампий был бородат, носил очки с толстыми стеклами, из-под которых смотрели выпученные глаза безумного прорицателя. Лоб его был с обширной залысиной, а на затылке редкие рыжие волосы стояли торчком. Все это вместе придавало Хонорову такой вид, что прохожие почти всегда обходили его стороной, а местные гопники из числа ветеранов битвы при доме культуры не упускали момента, чтобы отловить его и навалять по первое число.

В тот вечер Василий быстро шагал по улице, бросал подозрительные взгляды на проходящих людей и строил планы на сегодняшнюю ночевку. Как бывалый конспиратор, Васек теперь каждый раз ночевал на новом месте и, приходя на место ночевки, первым делом прикидывал пути отхода и возможности для бегства. Тактика себя оправдывала — за последние три дня его кошмарный преследователь так и не смог подобраться на расстояние видимости, хотя и кружил где-то недалеко. Может быть, тот внутренний радар, которым обладал ставший живым зеркалом Витек, дал сбой?

Погрузившись в тягостные раздумья, бездумно смотревший на сероватый асфальт Мельников вдруг на кого-то наткнулся. С трудом удержался на ногах, подавил заковыристое проклятье — годы бомжевания приучили его не высказывать свои эмоции на улице, можно и побоев огрести.

— Ты видел?! — выкрикнули ему в лицо.

Мельников посмотрел на встречного и невольно отшатнулся, но Евлампий Хоноров привык к такой реакции окружающих.

— Ты ведь видел, да?! — вопросил он, пытливо вглядываясь Василию в лицо.

Тот хотел было обойти странного заполошного типа, но наткнулся на его горящий взгляд и повременил. Что-то знакомое было в лице этого человека, в том, как глаза его то бегали беспокойно по сторонам, то замирали стеклянисто. Перекошенный безвольный рот, нездоровое лицо — нет, это явно не бездомный, но вместе с тем обладает их повадками.

Впрочем, потом он сообразил — Василий не так уж часто мог посмотреться в зеркало, да и с годами он совершенно утратил эту потребность. Но этот тип был отражением его самого. Так солдаты на войне выглядят почти братьями, сроднившимися в обстановке постоянной близости смерти.

А эти двое были дичью — оба от кого-то бежали, и оба пережили что-то страшное.

— Что я должен был увидеть? — спросил Васек. Встречный назидательно поднял палец, указав им прямо в вечереющий зенит, а потом провозгласил громко:

— Того, кого ты ужаснулся и в страхе бежал! Шедший мимо прохожий — лет двадцати пяти, в вытертой кожаной куртке, бросил взгляд на говорившего, пробурчал себе под нос: «Чертовы психи...», — и пошел дальше. Но Василий его даже не заметил.

— В страхе бежал... — повторил он, — да, я встретил. Я убежал. Я бегу до сих пор.

Взгляд встречного потеплел, и он положил руку на плечо Мельникова, сделав это приличествующим разве что царю жестом.

— Ты не один, — тихо и доверительно произнес он. — Евлампий Хоноров.

— Кто? — удивился Василий. — Я?

— Да не ты, — сморщился встречный, — Евлампий Хоноров — так меня зовут.

— А... — произнес Васек, — странное какое-то имя.

— Не суть, — сказал Хоноров. — Важно, что нас таких много. Тех, кто встретил своего монстра. Пойдем... — И он увлек Василия с улицы в полутьму глухого, закрытого со всех сторон двора.

Здесь было тихо, и даже остатки поломанных каруселей не доламывала окрестная ребятня. Только сидел на лавочке возле подъезда древний дед да созерцал пустым взглядом здание напротив. По невозмутимости он явно давно сравнялся с индийскими йогами. В ограниченном серыми громадами домов небе кружили птицы.

Хоноров прошел через двор и сел на вросшее в землю сиденьице некрутящейся карусели. Махнул рукой на соседнее:

— Присаживайся. Не стесняйся.

Василий сел. Он, не отрываясь, глазел на человека, который верит в существование монстров.

— Город сходит с ума! — сказал Хоноров, слегка раскачивая головой, что придавало ему вид окончательно рехнувшегося китайского болванчика. — Может быть, уже сошел. Но никто этого не видит. Люди, которые здесь живут, они пытаются скрыться от происходящего в пучине мелочных дел. Натянуть их на голову, как натягивают одеяло малые дети, думая, что это спасет от ночных страшилищ. Эдакое одеяло, что прикрывает многочисленные страхи — только страхов становится все больше и больше — они возятся там, под одеялом, и это пугает нас до смерти. Мы сейчас видим не сами страхи — мы видим лишь их силуэты!

— Что-то я не понял... — пробормотал Василий.

— Ничего удивительного, — отрешенно заметил Хоноров, — я ведь кандидат наук, а ты — судя по всему, до перерождения бомжевал.

— Перерождения? — спросил туповато Василий.

— Ты же встретил своего монстра. Свой страх. А после этого уже никто не остается прежним. Мы меняемся, становимся дичью. Учимся выживать. Слушай, как тебя зовут?