Сергей Болотников - Город призраков

— Василий... Мельников...

— Так вот, Василий! — грозно сказал Евлампий Хоноров. — В город пришли монстры. Не знаю, откуда они появились, да и неважно это. Важно, что до поры они не давали о себе знать. Но теперь... теперь одеяло натянулось до предела! — голос Хонорова вдруг опустился на октаву, обрел глубину. — И когда оно прорвется, а это случится, конец неминуем. Так что я, в некотором роде, вестник монстров, первый глашатай Апокалипсиса!

Василий не очень понял, о чем речь. Но его сейчас гораздо больше волновал другой вопрос — он больше не был один. А значит, значит, появились шансы на спасение.

— Многие люди, — меж тем продолжил глашатай Апокалипсиса, — встречают монстров. Это не простые монстры, хотя тоже несут зло. Эти монстры привязаны к конкретным личностям, подобраны для того, чтобы вызывать в своих жертвах наибольший страх. Они как будто твои близнецы, твои половины, знающие тебя досконально. Плохие половины. Знаешь, как при шизофрении — одна половина деструктивна, зато другая любит детей и цветы.

— Зеркало, — сказал Мельников.

— Что? — переспросил удивленно его словоблудствующий собеседник.

— Его поглотило зеркало. И если у каждого свой монстр, то почему у меня было зеркало?

— Ты бы рассказал... — произнес Хоноров.

И Василий рассказал историю превращения его напарника в зеркало. На середине рассказа он вынужден был остановиться и перевести дыхание, почему-то вспоминать было нелегко. Хоноров внимательно слушал, все так же раскачиваясь на сиденье. Древний дед у подъезда взирал на это с невозмутимостью горных вершин Памира.

— У тебя в детстве с этими стекляшками ничего не было связано? — внимательно выслушав рассказ, спросил Хоноров. — Учти, я тебе не просто так это говорю, ты должен вспомнить, что именно тебя пугает. Только так можно бороться с чудовищем у тебя на шее.

Мельников послушно напряг память, рылся в ней, как все предыдущие годы рылся в мусорных баках — среди гниющих отбросов нет-нет да и найдется нечто ценное. Но так ничего и не обнаружил. Много было гадостей в его памяти, много горя, а вот чего-то хорошего — так, на самом донышке. Приняв это, как очередное подтверждение своей неудавшейся жизни, Васек приуныл.

— Не вспоминается? — участливо спросил Евлампий Хоноров. — Это ничего, вспомнится. Такое, оно знаешь, всегда на дне памяти обретается. Копни поглубже — обнаружишь его, эдакую черную склизкую корягу.

Поводив бездумно глазами по сухой вытоптанной земле вокруг карусели, Василий спросил:

— А у тебя тоже есть монстр?

— Есть! — хохотнул Евлампий. — Только у него кишка тонка меня догнать. Уже целый месяц гоняется, а поймать не может.

— Какой он?

Вот тут Хоноров замялся, поправил нервно очки:

— Ну, знаешь... В общем, тебе это не должно быть интересно. В конце концов, его целью являюсь только я, так ведь? — Он порывисто поднялся с сиденья.

— Постой, — сказал Мельников, — ты говоришь, их уже много, таких монстров?

— Много. Больше, чем ты думаешь. Наверное, даже больше, чем я себе представляю. Может быть, весь этот город состоит из монстров, а?

На улице стало темнее — очередной летний вечер на кошачьих лапах вступал в город. На востоке небо потемнело до фиолетово-синего удивительно нежного оттенка, а потом вдруг эта пастельная благость ощетинилась колючей и пронзительной звездочкой. По улице пробегали смутные тени, порождения сумрака. Редкие машины зажгли фары, и улицы наполнились вечной битвой тьмы и электрического света.

Окна домов тоже зажигались одно за другим — желтым светом электрических ламп и белым мерцающим ламп газоразрядных. Толстые шторы закрывали эти окна от мира, и свет, проходя через них, преобразовывался в десятки разных оттенков — зеленый, синий и багрово-красный. А иногда из-за них на тротуар падали сотни маленьких игривых радуг — от люстр с хрустальными лепестками. Одно из окон неритмично мерцало синеватым неопределенным цветом — там смотрели телевизор, и диалоги громко доносились через открытую форточку.

Где-то далеко разговаривали люди, спорили, кричали. Может быть — все та же нерассасывающаяся очередь у колонок. Лаяли собаки, и на пределе слышимости стучали колеса пригородной электрички.

— Так куда мы теперь? — спросил Мельников, шагая вслед за Хоноровым вдоль Покаянной улицы. Дорога здесь была на редкость ухабиста и зачастую радовала водителей узкими провалами почти полуметровой глубины, которые, наполнившись водой во время дождя, коварно притворялись неглубокими лужицами.

— Как я уже говорил, нас — не один и не два. Нас много. Часть я в меру сил смог объединить, и мы образовали нечто вроде группы, потому что заметили — когда мы рядом, монстры на время оставляют нас в покое. Ведь много людей — это сила, Васек. И не только физического плана, — Хоноров покосился на поотставшего Василия и быстро заметил: — Да не боись ты так! Мы сейчас пойдем на квартиру, где собираются пострадавшие. Никакое ходячее зеркало до тебя уже не доберется. И потом, я... — И в этот момент над головами идущих с резким щелчком включился фонарь. Помигал нежно-розовой точкой, а потом стал разгораться, крепчать, наливаться естественным голубоватым светом.

Фонари зажглись по всей улице — тоже разноцветные, розовые, оранжевые и синие, мигом придав обшарпанной Покаянной какой-то праздничный и веселый вид. Это было красиво, уходящая вдаль улица, расцвеченная цепочкой разгорающихся фонарей, — а над ней светлое закатное небо.

Однако на освещенном синим мерцающим светом лице Хонорова была только нервозность и озабоченность. Он вздрогнул, когда включился фонарь, а теперь оглянулся назад в образовавшуюся густую тень между домами.

«А ведь он боится, — подумал вдруг Мельников. — Тоже боится!»

— Говоришь, город полон чудовищ? — спросил он вслух.

— Да, — откликнулся его спутник слегка отстранение, — прибавим шагу. Сейчас ночь, а они очень любят темноту.

— Кто — они? — спросил Василий.

Но Хоноров только нервно качнул головой.

— Смотри на небо! — приказал он резко. Василий поднял голову и вгляделся в закатное небо. Ничего.

— Не туда, правее, вон над крышей того дома. Ты видишь его?

Приглядевшись внимательнее к указанному строению, Мельников различил на крыше какое-то шевеление. Он, не отрываясь, смотрел, как что-то черное ползет по крытому шифером скату, а потом вдруг соскальзывает вниз и вместо того, чтобы упасть, распахивает широченные слабо обрисованные крылья и взмывает в небо стремительным силуэтом.

— Кто это? — спросил Мельников.

— Откуда я знаю, — пожал плечами его спутник. — Чей-то страх. Чей-то вечный спутник.

Они быстрым шагом шли дальше и на перекрестке свернули с Покаянной на Ратную улицу, еще более запущенную и обшарпанную.