Питер Дэвид - Сэр Невпопад и Золотой Город

Я остановился, повернулся к ней лицом и схватился за меч, висевший у меня на спине. Двигался я медленно, словно во сне. Шейри закричала, предупреждая меня, но это было уже бесполезно, потому что я смотрел прямо на ищейку. Далеко-далеко на берегу Беликоз бешено размахивал руками — наверное, веля Бикси возвращаться, но даже его громового голоса уже не было слышно.

Бикси издала адский рев, который звучал так, словно начинался у нее где-то в лодыжках. Если этот воинственный клич использовался для того, чтобы противник застыл от ужаса, должен вас уверить, своей цели он достиг. Я встал столбом, а Бикси сделала прыжок в мою сторону, и я уже чувствовал, как зубы человека-собаки впиваются в мое тело.

Тогда-то ее и ударила волна.

Только что Бикси летела в прыжке, и вот ее нет, огромная волна, словно нежная рука чудовищного любовника, подхватила ее. Я даже не заметил, как Бикси скрылась из глаз. Только услышал вскрик, а всплеск тела заглушил шум прибоя.

Волны вновь взметнулись вверх, разбиваясь о скалу, и я посмотрел сначала на одну сторону, потому на другую и — боги не дадут мне соврать — увидел в воде лица. Это была причудливая смесь морских водорослей, воды и темных выпяченных гребней волн, и часть рассудка убеждала меня, что мне все показалось. Не то чтобы эти лица все время были там и глядели на меня, нет, я их видел только один миг. Мелькнули и пропали, оставив меня спрашивать себя: было ли это просто мое разыгравшееся воображение, оживившее разбушевавшееся море, или там действительно кто-то был, приглядывался ко мне неизвестно с какой целью?

Не знаю, видела ли Шейри то же самое, что и я. Я понял, что она тянет меня за рукав, и пошел за ней, изо всех сил работая посохом, чтобы удержать равновесие. Подъем Пальца был уже недалеко, и хотя там наше положение все еще будет неустойчивым, оно все же станет гораздо лучше, чем здесь.

И тут меня сбило с ног.

Я едва смог ухватиться за посох; меч так и не покинул ножен, раз Бикси была унесена капризом моря раньше, чем я вытащил оружие. Я ничего не слышал и боли пока не ощущал. Только почувствовал толчок и сначала решил, что это еще одна волна, а может, камень, — и вот уже я лежу на камне и ощущаю боль. Я завертелся, пытаясь увидеть, что же произошло. Зрелище, представшее моим глазам, вызвало желание закричать от ужаса, с которым боролся позыв к недоверчивому смеху; победил ужас, хотя пару смешков я все же издал.

Оперение стрелы подрагивало в моей заднице. Говоря точнее, стрела угодила мне в правую ягодицу.

Прилетела еще одна стрела, а потом третья и четвертая. Попытке Беликоза настичь нас помешало разбушевавшееся море, но его стрелки пытались отомстить нам напоследок. А может быть, они надеялись, что, если им удастся нас остановить, они смогут дождаться, пока море успокоится и наступит отлив, и потом спокойненько прийти за нами.

Думаю, в тот момент я был вправе бросить алмаз в воду. Но я оценил ситуацию с неожиданным для такого положения спокойствием. У меня в руке был алмаз, в заднице — стрела. Если я выброшу алмаз, останется только стрела. Такая жертва едва ли казалась ценной, если считать, что стрела никуда не денется, а наиболее желанная переменная в этом уравнении никому (особенно мне) не принесет ничего хорошего, если окажется на дне моря.

Кажется, ветер уносил большую часть стрел еще до того, как они достигали нас. И мой небольшой сувенирчик просто лишил меня форы. Ну, это тоже можно назвать удачей.

И тут я услышал, как кричит Шейри: ее крик был слышен даже сквозь шум прибоя. Я на миг позабыл о спутнице, занятый своей болью и несчастной судьбой, а теперь увидел, что стрела досталась и ей. Шейри, однако, обошла несправедливость, поджидавшая меня. Ее стрела торчала из верхней части левого бедра.

Шейри стояла на одном колене, и вода каскадами струилась вокруг плетельщицы с такой силой, что я решил — волны унесут ее, как унесли Бикси. Но плетельщица держалась с удивительным упрямством; борясь с водой, она обломила стрелу в том месте, где та вошла в ногу. Я услышал от Шейри один-единственный вскрик. Она явно не собиралась уступать боли.

И вот она уже поднялась на ноги; поднялся и я и захромал — настолько быстро, насколько помогал посох. Море ревело оглушительно. Мне показалось, что никогда не было такого времени, когда я был сух, пребывал в покое или хотя бы в безопасности. Проклятое море словно бы ожило, пытаясь замучить нас до безумия, чтобы мы по собственной воле бросились в воду, только бы избавиться от этих мучений.

Но мы спаслись. Уже начинался подъем, и мы со всей скоростью, на какую были способны, стали карабкаться на него. Подъем оказался хоть и высокий, зато пологий, поэтому он не вызвал у нас особенных неудобств. Словно кто-то медленно поднимал Средний Палец так, чтобы нам было удобно карабкаться. Еще прилетали стрелы, но они или не долетали, или их подхватывал ветер. Я удержался от искушения обернуться и показать Беликозу язык. В конце концов, никогда не знаешь — а вдруг еще доведется встретиться, и мне совсем не хотелось, чтобы он сказал: "А, да, этот По… я бы ему все простил, только не высунутый язык. За это он должен умереть".

Море продолжало бушевать, но возвышенное место давало кое-какую безопасность. Каменистая поверхность, по которой мы теперь шли, была почти сухой, не считая брызг прибоя, — эта часть перешейка никогда не уходила под воду и не была подвержена влиянию приливов и отливов.

— О боги, неужели мы спаслись? — пробормотал я, скрипя зубами. Боль в ране пульсировала и распространялась по всему телу. Перспектива больше ни разу в жизни не сесть казалась мне вовсе непривлекательной.

— Нет еще, — ответила Шейри.

Тут она увидела стрелу у меня в ягодице и струйку крови, стекавшую по моей ноге. Примерно в это же время я увидел, как кровь течет и из ее раны.

— Погоди-ка. — Шейри остановилась.

— Нет, это ты погоди, — встревоженно ответил я, но было поздно — плетельщица покрепче ухватилась за стрелу и обломила ее у самого острия, точно так же, как ранее сделала это себе.

— Остальное вытащим потом, — сказала она.

Конечно, меня это нисколько не вдохновляло.

— Ну да, вот и смысл в жизни появился, — сказал я.

Но Шейри не стала обращать на меня внимания. Иногда я думаю, что самые счастливые времена моей жизни — те, когда Шейри не обращала на меня внимания.

Мы спотыкались, теряли равновесие, а иногда то один, то другой из нас чуть не падал в клокочущие волны. К счастью, мы это делали по очереди — когда один спотыкался, другой был его единственной опорой и надеждой не упасть в воду и (учитывая мощь прилива) утонуть.

Рев в моих ушах казался таким громким, таким настойчивым, что мне понадобилось время, может быть даже несколько минут, чтобы понять — он стихает. Словно одна часть рассудка спрашивала другую: "Извини, ты не слышал, что там такое?"