Питер Дэвид - Сэр Невпопад и Золотой Город

"Осторожнее, осторожнее, — шептал мне внутренний голос, который, кажется, соображал лучше, чем я сам. — Эти люди — холодные убийцы, и если они решат, что ты им больше не нужен, они поступят с тобой так же, как с этой несчастной женщиной. Так что осторожнее".

Стараясь, чтобы мой голос звучал как можно непринужденнее, я прибавил:

— Мы же не хотим, чтобы другие лошади стали завидовать Энтипи, а?

Мужчины коротко рассмеялись, и я решил, что это лучше призыва: "Убить его!" Через несколько мгновении Тот Парень вытягивал воду в ведре, к которому для удобства была привязана веревка, и я взял у него ведро, чтобы отнести его Энтипи.

Но это была не настоящая причина, по которой я скомандовал остановиться.

Я глянул в воду и увидел свое отражение.

Я выглядел по меньшей мере на год старше, чем себя помнил. Случилось ли это по причине реального хода времени или из-за эмоционального истощения, вызванного сменой занятий — от владельца таверны и постоялого двора к командиру убийц и грабителей, — не знаю. В любом случае мне было трудно сказать, сколько прошло времени, потому что мое лицо было точно так же раскрашено голубой глиной, как и у моих воинов. Некоторые полосы тянулись через все лицо, а некоторые кончались где-то на полпути. Забавно, что посреди моего лба была нарисована какая-то безумная ухмылка.

— Мироначальник! — окликнул Кабаний Клык, и я, посмотрев на него, подумал: "Хорошо, что лицо у меня разрисовано и под раскраской не видно, какой я бледный".

— Что случилось?

— Случилось? — переспросил я.

— Да. — Кабаний Клык улыбнулся.

У него была та же улыбка, с какой несколько часов назад он разрубил истеричную вдову.

— Вы так глядите, словно никогда не видели побыти.

— Побыти…

К нам подходил Охлад, и лицо у него было озабоченное.

— Побыть, мироначальник. — Он растер между пальцами немного голубой краски с лица. — Вот это побыть. Мироначальник, вам нехорошо?

— Наверное, он получил удар по голове, когда сражался с вождем, — предположил Кабаний Клык, обменявшись встревоженным взглядом с Охладом. — Мироначальник… вас не ранило во время сражения?

Я хотел сказать "нет", но сдержался. Вместо этого я медленно опустил ведро и притворился, будто только что осознал, что происходит. Говоря словно издалека, я протянул:

— Нанеся какой-то удар… кажется, я упал на спину… ударился головой. Трудно вспомнить…

Кабаний Клык кивнул, словно подтверждались его худшие опасения.

— Когда вернемся, надо, чтобы его посмотрел знахарь, — сказал он Охладу, словно меня с ними и не было. — Если он пострадал, мы должны об этом знать…

— Знахарь не понадобится. Я уверен, что со мной все в порядке, — сказал я примирительно. — Надеюсь, однако, что вы меня поймете, если я… иногда буду медленно отвечать вам… Не сомневаюсь, что со временем я опять стану прежним.

— Конечно, мироначальник! — воскликнул Кабаний Клык, и Охлад согласился с ним.

Тот Парень наблюдал за нами со стороны, неся воду своей лошади.

— Побед… — вдруг сказал я.

— Да, мироначальник?

— Там дом.

— Конечно, мироначальник, — ответил Охлад. — Побед когда-то был просто сборищем племен, а сейчас они все под вашим правлением. А теперь вы распространяете свои владения за пределы Победа. Вы станете величайшим мироначальником в истории Победа.

— Вы… вы же помните об этом, мироначальник? — осторожно спросил Кабаний Клык.

— Конечно, — сказал я, выдавив улыбку. — Мне просто нравится об этом слушать, вот и все.

"Хорошо. Осторожнее. Осторожнее".

Мы снова сели в седла, а я вспомнил слова провидца. Того, который говорил: "Быть в беде"… Оказалось, что он все перепутал. И впрямь, не "быть", а "побыть", и именно эта причудливая боевая раскраска ведет меня в Побед, или домой в Побед, как может оказаться.

Существо по имени Мордант продолжало следовать за нами по воздуху, в основном улетая далеко вперед и иногда возвращаясь. Однажды он спикировал пониже и бросил мне на колени мертвого грызуна. Это явно было какое-то подношение, он, наверное, хотел разделить со мной пищу. Я бросил тушку обратно Морданту, он подхватил ее прямо в воздухе, проглотил, издал ликующий звук и снова улетел, помахивая в воздухе хвостом.

По дороге мы проезжали мимо воинов. Моих воинов. Они, как и мы, возвращались из горящего города (я узнал, что город назывался Джайфа). Все были нагружены награбленной добычей, смеялись, пели мне хвалебные песни и были просто в восторге, когда я проезжал мимо них.

Наконец, когда солнце уже садилось, а тени стали длиннее, мы остановились на ночлег; к нам присоединилось несколько отрядов воинов. Еды оказалось много — из Джайфы украли немало провизии, а также женщин… да, женщин мужчины тоже взяли в городе, чтобы пользоваться ими в свое удовольствие. У многих женщин руки были связаны, но некоторые шли свободно, однако все имели унылый, испуганный вид. Многие пленницы были ужасно, ужасно молоды, и то и дело они бросали на меня выразительные взгляды.

Я не мог понять — то ли они надеялись, что я вмешаюсь, то ли опасались, что я сам захочу позабавиться с одной или несколькими из них. Ну, про первое нечего было и думать, а что касается последнего… Несмотря на мнение Шейри, я никогда не обходился с женщинами жестоко и не собирался менять свои правила.

И все же я чувствовал себя виноватым из-за своей беспомощности. Как трагично: я явно был командующим этими отрядами, которых в нашем лагере уже перевалило за сотню, — и не мог ответить на мольбу женщин. Я не осмеливался ничего предпринять, затеять что-нибудь, что бы заметно отличалось от того, что я делал ранее. Я не осмеливался вызвать подозрений, и если бы мне предстояло выбирать между бедами этих женщин и моими собственными, я заранее знал, что выберу.

Ночью раздавались песни и грубый смех, многие песни воспевали мои подвиги. Я и раньше бывал героем баллад и песен, хотя всегда выступал в них объектом насмешек или презрения. Но не в этот раз. Каждая песня, каждый куплет рассказывали о каком-нибудь великом деянии, которое я совершил. Мироначальник сделал это, мироначальник сделал то, и еще что-то там сделал этот самый мироначальник. И все свершения, о которых они пели, оказывались одинаково жестокими. Я захватил какой-то город, сверг какого-то короля или убивал врагов мечом направо и налево — неумолимый, как тайфун, с силой сотни демонов, выпущенных из преисподней. Я знаю, что обычно реальные события в таких песнях преувеличены сверх всякой меры, но должен признать, соверши я хотя бы малую часть того, о чем услышал, все равно это было гораздо больше, чем планировалось мной в жизни.

Но все-все, что я сделал, были сплошь одни разрушения. Ни одной песни о том, как что-нибудь было создано. Построить там город, или пощадить людей из сострадания, или вдохновить их на великие свершения и достижения, не связанные с войной, — ничего подобного. Только кровопролития и убийства, хаос и несчастья по всей земле Победа, и все от меня. Я не мог представить, что же со мной случилось, но мне стало дурно.