Елизавета Дворецкая - Огненный волк

Он говорил о том самом, что так тревожило Светела. Сейчас, перед трудной дорогой, измученному ночными раздумьями Светелу нужен был совет знающего человека — ведь что знают о судьбе простые смертные?

— Скажи, чародей, выйдет ли толк? — тихо, но горячо заговорил Светел. — Коли ему судьба… убить… можно ли его остановить?

— Скажи ты мне — за чем всякий год по Белезени и Стрему ездишь? — спросил в ответ чародей.

— За данью, — растерявшись, ответил Светел, не понимая, при чем это здесь.

— Стало быть, твое назначение — дань собирать. Коли поедешь, холода и трудов не убоишься — исполнишь его. А коли дома останешься?

Светел молчал, и Двоеум сам ответил:

— Тогда не исполнишь. Так и он. Судьба-то, она ко всем ровна — что к людям, что к оборотням, что к богам самим. Его судьба — сила, и твоя — сила. Чья переборет — и сами Пряхи не ведают. Один свою судьбу исполнит, другой сгинет.

— А я-то исполню ли? — нетерпеливо воскликнул Светел. Он не все разобрал в речах чародея, но понял, что в темном омуте предвечного назначения появился просвет надежды.

— Э, сыне мой! — Двоеум махнул рукой. — Сего я не знаю, а и знал бы — не сказал. Кабы каждый судьбу свою знал, то половина бы жить не захотела. Ты дорогу знаешь — и ступай себе, а по пути разберешь. К смертному часу все до последнего будешь знать.

Весь этот день Светел думал о словах чародея. То ему казалось, что он понимает все, а то — что ничего. На одной из полян над берегом он увидел двух могучих оленей, сцепившихся рогами, — у лесных красавцев была пора гона. Поочередно Велесовы скакуны напирали друг на друга, то один отступал, то другой, но, собравшись с силами, снова устремлялся вперед. Их красивые ветвистые рога были так тесно переплетены, что едва ли их теперь удастся расцепить. Кмети хотели было забить обоих, но Светел не велел. Схватка оленей показалась ему похожей на их схватку с Огнеяром. И до самого вечера этот образ стоял перед его взором. «Чья переборет — и сами Пряхи не ведают».

Роды, жившие на один день пути от Чуробора, везли свою дань сами, и первый день дружина по-людья останавливалась лишь ненадолго передохнуть. Светел хороню знал весь путь по дебрическим рекам, помнил жившие на пути роды, даже кое-кого из старейшин. Первая остановка на ночлег приходилась на род Ручейников. Подъезжая, Светел и его люди удивлялись, чтб никто их не встречает. Только в самых воротах они увидели несколько мужчин и женщин. Оглядев кланяющиеся фигуры, Светел узнал одного старика — это был брат старейшины.

— А сам Карась где?

— Помер, к дедам ушел. — Старик указал в небо. — Моровая Девка [61] Моровая Девка— злой дух, олицетворение опасных болезней у нас побывала, боярин светлый. Да не бойся, — добавил он, когда Светел с конем подался назад. — Давно, той зимой еще. Разом полрода полегло, а кто тогда не померли, и теперь все живы. А коли кто и помер — так то с голодухи, не от мора того.

Светелу не хотелось останавливаться в таком месте, но других поселений, способных принять на ночь его многочисленную дружину, поблизости не было, ночевать в лесу тоже не хотелось — ночи предзимья были очень холодны. Положась на милость богов, Светел решил ночевать здесь. От рода Ручейников осталось не больше четверти, места в опустевших избах было достаточно. Чего нельзя было сказать о съестных припасах и мехах.

— Дани-то тебе нету у нас, боярин светлый! — виновато моргая и разводя руками, почти сразу сказал ему новый старейшина. — Соболей да куниц промышлять некому было, пахали да сеяли мы против прежнего впятеро меньше. Хлеба самим не хватит, желудями спасаемся да рыбой.

Светел без гнева принял это известие и смирился. Неумный и жадный князь перетряхнул бы все займище и забрал бы хоть что-нибудь — но тогда Ручейники вымрут за зиму все и на следующий год здесь будет пустое место. Махнув рукой, Светел принялся расспрашивать, что за болезнь опустошила займище, откуда пришла и широко ли развернулась. Не хватало еще, чтобы ему по всей Белезени разводили руками и указывали в небо!

— Хуже нашего ни у кого нет, — успокоил его старик, хотя его самого это, конечно, мало утешало. — В Сенниках Моровая Девка погуляла, да больше ребятишек пожрала, мужики целы остались. В Рябинниках не то трое, не то четверо померло. А у Моховиков и Вешничей все до одного целы. У Вешничей ведь оберег могучий! Они, говорят, себе и Моховикам займище рогатиной опахали, и ни одной собаки у них не сдохло.

— Рогатиной? — тут же переспросил Светел. Всякое упоминание об этом оружии теперь настораживало его. — Что за рогатина?

— Известно что. — Старик в свою очередь удивился его неосведомленности. — У Вешничей священная рогатина от предков в роду хранится, они ею от всех бед обороняются. Как прослышали про мор, так собрались ночью девки, белые рубахи поверх кожухов натянули, ведунью свою позвали — злая у них баба, а сила в ней могучая! — да с заговором опахали все займище рогатиной, будто сохой. И Девка Моровая к ним ни ногой!

При первых же словах его рассказа, в котором благоговение перемешалось с откровенной завистью, Светела прошиб пот; в избе было не слишком жарко, но ему пришлось вытереть лоб. По мере рассказа он убеждался, что рогатина та самая — другой было бы не под силу оборонить два рода от Моровой Девки. Светел не верил своим ушам — это казалось чудесным сном. Он готовился к долгому и трудному пути, готовился лезть в леса и горы, уговаривать и одолевать ведунов и чародеев, как рассказывают в кощунах [62] Кощуна— древняя песнь мифологического содержания . И вдруг, безо всяких хлопот, в первый же день он находит если не саму рогатину, то хотя бы верные вести о ней!

Вешничи! И трех дней пути не будет до них! Светел неплохо помнил этот многочисленный, трудолюбивый, дружный и вполне зажиточный род, помнил старейшину Берестеня и кое-кого из родовичей. С этими людьми он сумеет договориться. Никакой жертвы не хватит отблагодарить богов за такую удачу! Теперь Светел от всего сердца простил Ручейникам отсутствие дани — такая весть стоила дороже хлеба и шкурок.

— А нет ли у нее особого прозвания? — с замирающим сердцем, стараясь не выдать волнения, спросил он у старика.

— Оборотневой Смертью зовут, — ответил старик. Он был слишком занят своими заботами и не заметил, что у молодого боярина вдруг заблестели глаза и задрожали пальцы в перстнях. — И Черничников тронуло малость, три бабы у них померло. Да ничего — Черничники еще девок нарожают. Иные дивятся — отчего у них столько девок родится, а парней всего ничего? А ведь и глупый поймет — живут бедно, корешки жуют, желуди да кору сосновую в квашню трут — вот девки и родятся. А то бы вовсе вымерли…