Елизавета Дворецкая - Огненный волк

Но это было так похоже на его прежние, знакомые шутки, что обе девки тут же уверились — наш! Обе заулыбались, глаза их игриво заблестели, и Огнеяр усмехнулся тоже. Вот и еще две признали. Три души на весь город — не так уж и мало.

Несколько дней князь Неизмир вел себя так, словно забыл о существовании пасынка. Огнеяр почти все время проводил у матери, и Неизмир ни разу не зашел к ней. Как ни пытался он, в ожидании решающего часа, обращаться с пасынком как обычно, у него не хватало духу взглянуть в глаза Дивию, помня о священной рогатине, приготовленной для него. Страх в нем все же не полностью заглушил совесть, и сейчас она не давала Неизмиру покоя. Сам он принимал совесть за страх и пытался избавиться от этого тревожащего голоса, но не мог. Еще несколько дней назад, выслушав гонца от Тучи, он послал на Белезень за тремя старейшинами и ждал их с нетерпением, с каким не ждал, пожалуй, даже собственной свадьбы двадцать лет назад. Эти три мужика теперь должны были послужить орудиями его судьбы, хотя сами и не подозревали, для чего предназначил их осторожный и предусмотрительный князь Неизмир.

Светел тоже избегал Огнеяра, да тот и сам не искал с ним встреч. Но про Оборотневу Смерть он помнил и ночевал только в дружинной избе своей Стаи. И ждал неведомо чего, успокаивая мать и ради нее притворяясь веселым. Ему даже удалось насмешить ее рассказом о красноносом князе Скородуме, который и правда, как она подтвердила, двадцать лет назад считался ее женихом. Рассказывая, она улыбалась со светлой грустью, как вспоминают давно прошедшее счастье, и Огнеяр вдруг понял, что двадцать лет назад его мать искренне любила Скородума — тогда ведь у него еще не было ни морщин, ни лысины, ни седых усов, но наверняка был тот же острый ум, открытая душа, доброта и дружелюбие. Они могли бы стать очень счастливой парой, у них было бы много детей, растущих счастливыми в ладной и дружной семье… И хотя Велес был виноват в том, что всего этого не случилось, а Неизмир только воспользовался попавшим ему в руки «счастьем», Огнеяр от этих мыслей почувствовал к отчиму еще более сильную неприязнь. Неизмир не сумел сделать его мать счастливой, и этого Огнеяр так же не хотел ему простить, как покушений на его собственную жизнь.

Рассказывать матери о том, как явился личивинам священным волком-прародителем, Огнеяр не стал. Добровзора смотрела на него с грустью и тайной жалостью, словно знала о каком-то его проступке, за который и надо бы побранить, но не хочется. Не сговариваясь, оба они избегали тревожных разговоров, и оба знали, что какие-то угрожающие события подошли совсем близко.

На третий день после возвращения полюдья князь Неизмир вдруг сам прислал отрока за Огнеяром.

— Я с тобой пойду! — Княгиня тоже вскочила, уронила вышивание. — Что-то он там задумал!

Но Огнеяр удержал ее:

— Оставайся-ка здесь, матушка. А что он там задумал — я сам разберусь.

Княгиня не возразила — по твердому голосу, по лицу сына, вдруг ставшему сосредоточенным и замкнутым, она поняла, что теперь ее черед подчиниться.

— Ну, иди. — Теребя в руках поднятое им вышивание, Добровзора закивала, а потом быстро отшвырнула платок и вцепилась в сына. — Будь поосторожнее, волчонок мой! — горячо молила она, уже не притворяясь, что ничего не знает об опасности. — Помни — у тебя мать есть. Ты у меня один. Один, понимаешь?

Огнеяр молча обнял ее. Мать избавила его от вопроса: кто из них двоих ей дороже, сын или муж. Чрезмерная, по мнению Неизмира, любовь Добровзоры к сыну-оборотню была еще одной причиной его вражды к пасынку, и Огнеяр с самого детства прекрасно об этом знал. И тоже не собирался уступать.

Оставив мать с Румянкой и Кудрявкой, Огнеяр пошел в гридницу. По пути к нему вернулось беспокойство последних дней полюдья: его била дрожь, волчья шерсть на спине ежилась под рубахой, в горле таилось рычание. Делая каждый шаг, он осознавал, что это еще один шаг навстречу решению судьбы. А впрочем, разве хоть один шаг за двадцать лет его жизни был сделан не по этой дороге? Просто теперь конец дороги был близок. Даже если она не кончится совсем, то повернет уже совсем в другую, неизвестную сторону.

В гриднице собралось множество народу: бояре и посадские старосты сидели по лавкам, кмети толпились у дверей. Среди них виднелись и длинноволосые головы Огнеяровых кметей — почти вся Стая была тут. Неизмир сидел на княжеском возвышенном кресле, возле него стоял Светел.

А перед княжеским местом Огнеяр увидел два знакомых лица. Отметив, что они ему знакомы, он не сразу сообразил, кто же это, только чувствовал, что им здесь совсем не место, что они должны быть где-то далеко… И тут он вспомнил. Берестень и Взимок. Вот уж кого он не ждал встретить здесь. Целый рой мыслей — о Милаве, о превращенной свадьбе, о Князе Волков, об Оборотневой Смерти, опять о Милаве — мгновенно промелькнул в его голове. И яснее ясного было то, что странная встреча, устроенная ему дома, тесно связана с этими двумя мужиками. Точнее, с тремя — рядом с Берестенем и Взимоком стоял еще один, незнакомый, высокий и угрюмый, заросший бородой до самых глаз. А все в гриднице замолчали при виде Огнеяра, десятки глаз следили, что он теперь сделает.

— День вам добрый! — сказал Огнеяр Взимоку и Берестеню. Он не думал, прилично ли княжичу первым здороваться со смердами, он не мог выносить этого молчания и хотел, чтобы все скорее разъяснилось.

Берестень и Взимок смущенно поклонились в ответ на его приветствие, третий мужик хмуро отвернулся. Тогда Огнеяр обернулся к Неизмиру и без приветствия и поклона коротко спросил:

— Звал?

— Звали мы тебя, — ответил Неизмир, наконец-то глянув ему в лицо, и это были первые слова, которые Огнеяр услышал от отчима после возвращения из полюдья. Князь старался держаться и говорить спокойно, но Огнеяр видел, что отчима пробирает дрожь не меньше, чем его самого. Неизмир чего-то страшился, чего-то ждал и был в таком возбуждении, в каком Огнеяр никогда его не видел. — Люди сии жалуются на тебя.

— Жалуются? — с вызовом повторил Огнеяр и шагнул к княжескому месту. Неизмир при его приближении подобрался, крепко вцепился в подлокотники кресла, как будто его собирались силой вытащить оттуда. «Боится, — отметил Огнеяр. — Значит, я пока сильнее».

— Так вот он я! — Огнеяр повернулся к трем старейшинам. — Вот он я, люди добрые. Кого чем обидел — говорите!

Берестень и Взимок переминались, переглядывались, открывали рты и закрывали, понадеясь друг на друга. Сидя дома, они уже и не думали, что князь о них вспомнит, успокоились и почти забыли обо всем. Прежнее негодование на оборотня схлынуло, а обвинять его, да еще и прямо в лицо, было им не по силам. Верно говорила Елова — зря они все это затеяли. А все Горята: поедем да поедем!