Жан-Луи Фетжен - Сумерки эльфов

Снег покрыл дома и улицы Лота, а вместе с ним пришел ледяной холод. Ночь не успокоила души и не развеяла страхи. Монахи украсили церковь огромными гобеленами, изображающими Таинства Веры, но испуганная толпа, пришедшая к мессе, при виде их опускала глаза и заламывала руки: архангел Гавриил в своих блестящих доспехах, с длинным мечом в руке, больше походил на эльфа, чем на королевского рыцаря…

Улицы, таверны и площади опустели.

По ним ходили только вооруженные солдаты в бело-голубых туниках, а также гномы — вояки, торговцы и шлюхи, — громко похвалявшиеся, что не боятся эльфов.

Но вскоре жители Лота заметили, что гномы тоже понемногу исчезают из города — словно крысы, покидающие корабль в предчувствии кораблекрушения. Они уезжали тайно, и никто не замечал, когда именно. Не то чтобы их отсутствие кого-то всерьез огорчило, но люди невольно начали чувствовать себя одинокими.

Уже на другой день после костра на городской площади церковь во время служб была заполнена лишь наполовину. Ночью кто-то сжег гобелен с изображением архангела Гавриила… Один из монахов наутро был найден мертвым… Его застывший обескровленный труп обнаружили стражники. Тут же поползли слухи, что на теле монаха не обнаружилось ни одной раны, а лицо было искажено от ужаса. Одни говорили, что он встретился с призраком убитого серого эльфа и тот своими длинными пальцами вырвал из его груди сердце и выпил всю кровь, словно вампир. Другие клялись, что эльфы на самом деле не покинули город, а лишь затаились и теперь выходят на улицы по ночам, чтобы охотиться на людей. В городе один за другим рождались самые невероятные слухи. Хотя находились и такие люди, кто утверждал, что монах просто был пьян, споткнулся и расшиб себе голову…

Все заперлись у себя в домах, разожгли камины и сидели молча, настороженно прислушиваясь к давящей тишине, нависшей над городом. Сама эта тишина казалась им чем-то сверхъестественным…

Даже когда дров больше не осталось, никто не отважился выйти из дому и отправиться за ними в лес. К вечеру второго дня город словно закутался в белый саван. Улицы и крыши покрывал густой слой снега, стекла в окнах заледенели, ледяной ветер задувал в дома сквозь каминные трубы и дверные щели. Люди целыми семьями забивались в постели, прижавшись вплотную друг к другу, или жгли мебель вместо дров.

На третий день королевские стражники взломали двери и насильно заставили горожан выйти из домов. Им было велено снова открыть торговые лавки и таверны. Рыбаков и дровосеков вывели из города под конвоем, но озеро замерзло, а повозки, нагруженные дровами, застряли в снежных ухабах. Пеллегун приказал открыть королевские амбары и устроить раздачу хлеба горожанам. Двух человек вздернули на виселице за то, что они пытались сбежать из города. Теперь стража днем и ночью охраняла все городские ворота.

Не зная о смерти Блейда, не получая никаких новостей по эстафете от Гильдии, оставаясь слепыми и глухими, неспособными справиться с бурей, которая начинала назревать в их собственном городе, король Пеллегун и его сенешаль были обречены на томительное ожидание. Они послали вооруженных рыцарей в окрестности города, приказав разыскать эльфов, где бы они ни были, но те вернулись ни с чем, полумертвые от холода. Тогда Пеллегун и Горлуа поспешно нацарапали на маленьких клочках пергамента — как раз таких, чтобы можно было привязать их к лапке почтового голубя,- короткие послания, адресованные всем осведомителям из Гильдии во всех частях королевства. Послания содержали всего один вопрос: чем сейчас заняты эльфы? Разумеется, отправку этих посланий нельзя было доверить никому из слуг.

Стражники, охранявшие голубятню, едва не свалились со скамей, увидев короля и самого важного сановника королевства, красных и запыхавшихся, которые не останавливаясь миновали их и подошли к тяжелой дубовой двери, ведущей в башню.

— Открывай! — нетерпеливо закричал Горлуа стражнику, у которого была на поясе связка ключей.

Тот нашел нужный ключ и вставил его в замок, но дверь не открывалась.

— Ну, что там? — недовольно спросил король.

— Не знаю, сир, — отвечал стражник. — Дверь как будто что-то удерживает изнутри.

— Толкни посильней!

Увидев, что дверь слегка приоткрылась, Пеллегун быстро подошел к ней. Сквозь узкую щель пробивался сероватый свет. И вместе с ним — резкий отвратительный запах. Это не была обычная вонь голубятни — запах птичьего помета и прелой соломы, устилавших пол. Это было явно что-то похуже…

— Стража, ко мне! — закричал Горлуа, спускаясь на несколько ступенек. — Взломайте дверь!

Потом схватил короля за рукав и оттащил его от двери. Подоспевшие стражники просунули под дверь наконечники копий, орудуя ими, словно рычагами.

Король и Горлуа спустились в караульную и в ожидании уселись на скамьи.

— Выпей за короля, — сказал Горлуа начальнику стражи, который поспешил налить им дрянного вина в глиняные стаканы.

Они втроем разом опрокинули стаканы и немного согрелись. Горлуа объявил второй тост за королевскую стражу. В этот момент появился стражник, спустившийся с голубятни. На его лице было неприкрытое отвращение.

— Сир, мы открыли дверь. Но лучше вам самим взглянуть…

Эта фраза, судя по всему, не слишком понравилась королю. Он вскочил, швырнул глиняный стакан на пол и бросился к узкой лестнице, ведущей в голубятню.

В ноздри ему снова ударила жуткая вонь. Он поднял полу плаща, закрыв себе рот и нос, и перешагнул последние ступеньки.

Пол был усеян мертвыми голубями, уже начавшими разлагаться. Густой слой птичьих трупов был примерно в локоть высотой. Здесь же лежали тела двух глухонемых, покрытые многочисленными мелкими порезами и запекшейся кровью, — словно голуби сражались с ними в убийственной нелепой схватке. Крысы, взявшиеся непонятно откуда, устроили себе настоящий пир, уничтожая разлагающуюся плоть.

Горлуа, стоявший позади короля, смертельно побледнел — не столько от ужаса, который вызвала в его душе эта сцена, сколько от уверенности в том, что он знает причину этой чудовищной бойни. Несчастные узники каменной башни, лишенные всех надежд и охваченные отчаянием, решились на такое гнусное действо, чтобы прекратить свое жалкое существование… Тут Горлуа перехватил взгляд стражника, и за миг, пока тот не отвел глаза, изображая прежнее почтение, прочел в них столько ненависти и презрения, что на сей раз он, дворцовый сенешаль, первый приближенный короля, был вынужден опустить голову.

Рыча от гнева, Пеллегун сапогами расшвырял птичьи трупы, лежавшие ближе всего к порогу, освобождая себе проход, и вошел внутрь, оглядывая гниющие останки. Заметив голубя с кольцом на лапке, он наклонился, отцепил крошечный сверток пергамента, прикрепленный желтой кожаной ленточкой — обычное рядовое донесение, — и с проклятьем швырнул его на землю. Затем скользнул взглядом по опустевшим гнездам в углублениях стен и насестам, откуда свешивались на цепочках мертвые птицы со свернутыми шеями. Ни один голубь не уцелел…