Всеволод Мартыненко - Белое солнце Пойнтера

Из уважения к высокородности — если не моей, так жен — Полмачты Блоссом заявился на полчаса позже. По счастью, Келла еще с вечера рассказала мне о здешних обычаях, и санд-шкипера я встретил внизу, в пустующем по раннему времени зале. У стойки, с парой бокалов того же кофе, что и вчера.

Нельзя сказать, что бодрящий напиток оказался некстати. Наоборот, продрал мозги поутру не хуже, чем охладил разгоряченную голову жарким вечером, да к тому же позволил до отбытия перемочься без завтрака. Не люблю набивать брюхо перед решающим моментом — с фронта такая привычка. Лучше потом, когда станет ясно, что жив и в кишках лишних прорех не прибавилось. По нынешним временам никакого смысла, а пересилить себя не могу.

Идти до места оказалось всего ничего. Фрахтовая располагалась точно посередине узкого города, вытянувшегося от алхимпромзоны до Дровяной горы.

Герисс лежит накрест истинным сторонам света, почти по магическим, между заводскими районами и портами воздушных и песчаных кораблей. К поднятым на сваях пирсам для летучего транспорта мы прибыли вчера, из глубины страны. Понятно, что причалы и ангары судов пустыни располагались по другую сторону города, вплотную к невидимой линии, соединяющей два самых близких зубца Ветровой Стены. И тут помосты для облегчения загрузки были совсем невысоки — вровень с осями полутора-двухъярдовых колес парусников с ободьями шириной в фут.

Пескобуера Блоссома занимали причал в первой, престижной пятерке. Третий, кажется — после яхты коменданта и целого выводка скоростных куттеров почтовой службы.

Крепкие и легкие, с косым вооружением на грот-мачте и высоко задранным, чтобы не зарываться в барханы, бушпритом. Две оси — передняя поворотная, задняя с тормозами на широких колесах, ощетинившихся сталью грунтозацепов. При весьма немаленьких, с двадцатиместный десантный флайбот размерах — никаких высоких бортов и кормовых надстроек, вроде тех, какими красуется восьмиосный трехмачтовый трамп у соседнего пирса. Вообще ничего лишнего, ни в тридцатифутовых корпусах на пятиярдовых осях, ни в сорокапятифутовых мачтах, чьи гаки и бушприт чуть ли не удваивали длину судна. Все для скорости и надежности, а что до солидных запросов — в пустыне ходить на двух-трех одинаковых кораблях поменьше всегда выгоднее, чем на одном крупном. Лучше один из них при неудачном раскладе пустить на запчасти другому, чем пытаться в той же ситуации соорудить из остова здоровенного парусника уродца, с горем пополам пригодного к передвижению…

Нет, как ни посмотри, ладный фрахтовик Полмачты и при всей своей болтливости дело знает, если судить по подбору кораблей.

Вот только насколько продуманной и неизбыточной была маленькая флотилия санд-шкипера, настолько же нелепым и лишним смотрелся ее экипаж. Ума не приложу, как может управляться с парусами семерка малорослых матросиков, замотанных в разноцветные тряпки для защиты от песчаных бурь!

Тем более что из шести рас разумных бывалый пескоброд выбрал для формирования команды последнюю, наиболее некрупную и традиционно не самую сообразительную. Хотя… исключения возможны всегда. Похоже, с одним из них мне и предстояло столкнуться, подойдя поближе к песчаным судам.

Нет, индивидуальность в среде мелких зеленых гоблинов я всегда отмечал с удовлетворением. Встречаются среди них экземпляры с нехилой фантазией и темпераментом. Но не настолько же!!!

Семь фигур, живописно рассевшихся на ближнем пескобуере, в этом смысле обещали побить все рекорды. В общем, от экипажа самого Полмачты Блоссома меньшего ждать и не стоило. Однако до этих экземпляров было далековато даже моему старому знакомцу Махровому. Тем более что в костюмах зеленокожих весьма недвусмысленно читалась половая принадлежность.

Рабочие особи гоблинов стерильны и особыми изысками в одежде не страдают. Тряпье или кое-как выделанные крысиные шкурки — вот и все разнообразие. Зато тим-лидеры помимо колпака, символа власти, обычно носят самый нелепый набор человеческого старья. Жилетки, манишки, галстуки… Или того хуже — обшлага от кафтанов, отдельные штанины на подтяжках, чаще всего к тому же разные.

Но все это разнообразие, по крайней мере в незапамятные времена, было исторгнуто из недр мужского гардероба. А то, что не без выдумки накрутили на себя подчиненные Блоссома, явно вело свое происхождение из женского.

Неужели это взаправду гоблинские девчонки?

Однако другое предположение отметалось с порога как еще более нелепое. Одиночки из отторгнутых гоблинятником колпачников порой встречаются — но они подчеркивают свою мужскую сущность еще с большим остервенением, если можно так сказать.

А о самках-имаго, вытесненных из правящего сообщества аж за пределы гоблинятника, слышать до сих пор как-то не приходилось. Однако вот они. Как есть, наяву и вживе. Неистощим мир на поводы удивляться…

— Представьтесь, девочки! — подтвердил мои вы воды санд-шкипер.

У них еще и имена есть! Не иначе я Мировую Погибель пропустил нечувствительно, и со дня на день жди еще чего абсолютно невозможного. Типа жалостливого тесайрца или бескорыстного эльфа…

Тем временем первая гоблиниха соскочила с буера — маленькая даже для своей расы, но удивительно ладная, крутобокая. Впрочем, без малейшего намека на полноту, отличающую правящих в гоблинятнике самок.

— Донна. — Голос ее, неожиданно низкий для такой малышки, заставил меня вздрогнуть. Она присела в книксене, отведя в сторону разрезной подол. Концы пестрой головной шали, кокетливо завязанной узлом над просторным ухом, мазнули по песку. Оружия при ней не наблюдалось, но вязальные спицы за поясом отличались изрядным размером.

— Реджи. — Не дожидаясь, пока та отойдет, вы сунулась из-за ее плеча вторая гоблиниха. Врезалась, как нож в масло, да и имя свое произнесла как-то режуще. Разумеется, за поясом у нее болтался немалых размеров резак. На этой гоблинихе вообще все болталось и раскачивалось с шуршанием и стуком: бахрома туники, длинные бусы, серьги, подвески браслетов и оголовья. Но выдержать заявленный ею самой темп общения у второй не получилось. Без ответа она замерла, приоткрыв рот и хлопая глазами в ожидании.

Пользуясь заминкой, очередная подчиненная Блоссома степенно подошла вразвалочку.

— Милли, если позволите. — Интонация со снижением, какая-то примиряющая. — Не обращайте на Ре внимания, она всегда на всех набрасывается.

Эта свои шали и платки намотала поперек туловища, заботливо подоткнув все кончики, чтобы ничего не свисало и не торчало. Кочанчиком, аккуратно и точно. Даже перевязь с файрболлами и метательным кольцом как-то не выделялась из всего этого.

Четвертая гоблиниха мячиком соскочила с планшира песчаного судна, в один прыжок преодолела разделяющее нас расстояние и мелко затрясла мою руку обеими ладошками, ухватив быстро и цепко, словно боясь, что я отдерну пальцы.