Илья Носырев - Карта мира

Зал неуверенно зааплодировал.

— Другими словами — бога, — Азизу явно нравилось производить эффект на собрание, не выходя из суховатого образа ученого-теоретика, — По некоторым сведениям, именно эту дерзкую мечту и пытается осуществить в настоящий момент Лаврентий Тессера. Логично. Ведь это единственное средство обороны, которое можно противопоставить Диву. Ему действительно удалось кое-что. Мы не можем найти его, как не можем и стереть в порошок Буэнос-Айрес, где, по некоторым сведениям, он и укрывался. Странно, не правда ли?

— Азиз, — прервал ученого хан. — Наши агенты отыскали Лаврентия. Вернее, даже не они сами. Представляете, его выдал собственный брат — и знаете, за какую сумму? Всего за сорок тысяч динаров.

— Нация предателей, — улыбнулся Азиз.

— Вот-вот. Он сообщил, где находится его новая обсерватория. Действительно в Буэнос-Айресе, вот вам точный адрес.

Он протянул ученому бумажку, тот, поклонившись, принял ее и всмотрелся.

— Ага, — сказал он. — Сейчас мы испробуем Дива в серьезном деле. Див, слетай в Буэнос-Айрес и принеси нам этого жалкого ученого.

Див даже с места не шелохнулся, а в руках его появилась дрожащая фигура человека.

— Я же говорил: Див перемещается по планете без потери времени, — пояснил Азиз. — Смотрите и не говорите, что не видели: это Лаврентий Тессера, наш последний серьезный враг.

Рональд всматривался в знакомое ему лицо человека. Голубые глаза были исполнены страха, рот кривился в гримасе ненависти — выглядел он жалко.

— Я бы предложил его убить, — задумчиво произнес Азиз. — Ученый он талантливейший: ведь и я когда-то был одним из его студентов — но если мы позволим ему опять заниматься наукой, пусть и под нашим присмотром, боюсь, он начнет нам вредить.

— Согласен, — кивнул хан. — Пусть он умрет.

— Див! — попросил Азиз. — Убей его как-нибудь эффектно и эстетично.

— Вы все сдохнете! — крикнул вдруг Лаврентий Тессе-ра. — Прямо сейчас! Все сдохнете! Я успел! Я уже создал бога, с которым вам не справиться! Он придет за вами!

Див встрепенулся, в каждой его руке появилось по ножу. Руки задвигались в странном танце, погружая лезвия в тело ученого. Зал вздохнул, потом зааплодировал.

Тессера лежал на полу в луже крови. Мертвенно-бледное его лицо больше не казалось ни умным, ни одухотворенным.

И вновь оно пришло — странное ощущение, что кто-то смотрит на тебя со всех сторон тысячью глаз. Оно нарастало — Рональд почувствовал, будто стоит голым перед огромной толпой народа — хотелось прикрыться, но не было одежды, хотелось убежать, но было некуда. Словно кто-то новый вошел в комнату и глянул на собравшихся людей тысячью грозных глаз судии.

— Включите передачу из Буэнос-Айреса, — попросил Азиз. — Сейчас Див отправится в этот проклятый город и покажет, что такое не повиноваться приказам хана и взращивать крамолу. Див, вперед!

Див исчез — но вовсе не так, как, наверное, планировал профессор. Словно мощный топор со множеством лезвий ударил по телу существа — и Рональд почувствовал (зрение-то тут могло и обмануть), что странное творение профессора Азиза вдруг перестало существовать, раз и навсегда, точно муху прихлопнули. Воздух завибрировал, каждый атом в нем слегка покачнулся, точно вздрогнул миллион пружин огромного матраса.

— Душно невыносимо, — хан принялся расстегивать воротничок. — Куда ваш Див исчез-то?

Азиз посмотрел на него странно.

Рональд больше не мог сидеть на месте. Волна мистического ужаса бросала его из стороны в сторону, в висках стучало. Он вскочил и хотел покинуть здание как можно скорее — но тут неожиданный шум и гвалт криков остановили его.

— Смотрите! Смотрите! — кричали люди, хватаясь за головы и седея на глазах. — Горе! Горе!

Он обернулся и сперва не понял, что же именно повергло их в ужас. А затем догадался, что нечто странное происходит не в зале, а за окнами. И подошел к окну шагами сомнамбулы.

Восточная часть города, обращенная к солнцу, провалилась, и прямоугольники дальних домов падали, словно деревья от топора дровосека. Повсюду стояли клубы дыма, огонь вспыхивал и гас, стирая отдельные детали индустриального пейзажа.

А перед всей этой картиной перемещались четыре огромные фигуры, выписанные с точностью опытного рисовальщика. Четыре человека, один страшнее и фантастичнее другого, на блещущих копытами колоссальных конях.

Это уж никак не могло быть правдой — такого в жизни не случается.

Четыре всадника Апокалипсиса, точное воспроизведение знаменитой гравюры Дюрера.

В этом был странный юмор, но оценить его Рональд не успел.

Люди тенями падали из-под их копыт. Ближайший всадник рубанул по соседнему небоскребу своим мечом, и от здания оторвался гигантский кус и съехал на землю: из него падали люди, мебель, какие-то тучи мусора и осколков стен. Это было лишь секунду, а во вторую конь всадника налетел на их здание, сверкнув яростным глазом в метре от лица Рональда, потряс всю башню до основания и обратил в пыль.

Здание растаяло вмиг, как кубик сахара в чашке, рассыпалось прахом. Рональд вдруг ощутил себя в водопаде вихрем кружащихся песчинок, в которые превратились стены, мебель, люди. Он летел к земле, захлебнувшись от страха, как в дурном сне — и знал, что это не сон, и, рухнув на землю, он непременно разобьется.

Но заботливые руки подхватили его в миллиметре от земли и поставили на ноги. Он протирал глаза от пыли, кричал и чихал одновременно. И, когда пыль рассеялась и воздух стал прозрачен, его взору предстала ужаснейшая картина.

До самого горизонта не было видно ни единого здания; ни дерева; ни человека; ни животного; ни малейшей неровности ландшафта; ни единого пятна, которое цветом бы отличалось от мертвого, белого, похожего на пластмассу песка, простиравшегося во все стороны и занимавшего все видимое пространство.

«Кругом нет ничего… Глубокое молчанье… Пустыня мертвая… И небеса над ней».

Только звезды в высоком синем небе.

Они были нарисованы, эти звезды. С посохами, как неустанные путники, брели планеты, а в глубинах созвездий притаились боги с головами животных.

А чуть ниже, под небесным сводом, была надпись на языке, на котором Рональд никогда в жизни не говорил и не читал, но настолько общим был этот язык для всех людей, настолько глубоко он угнездился в глубинах мозга еще до того, как человек стал человеком, что каждый понял бы эту надпись:

Когда люди поймут, что управляет звездами, Сфинкс рассмеется и жизнь иссякнет.

Ему удалось то, что еще ни одному человеку не удавалось, — он прошел Муравейник — от начала и до конца.

Сквозь круглую арку он покинул этот зал с нарисованным на потолке небом — и оказался в центральном помещении лабиринта.