Ник Перумов - Война мага. Том 4: Конец игры

— Не нужен им Старый Свет, — убеждённо проговорила вдруг Эйтери. — Ничего им не нужно, они все уже сами там мёртвые, мертвые правят, мёртвые ходят, мёртвые воюют…

— Поэтично, но едва ли верно, — едко проговорил Сфайрат. — Не стоит, однако, отходить далеко в сторону. Да, Клешни — очень странны. Род драконов не помнит ничего подобного в Эвиале. Но что из этого следует, Фесс? Мне всегда казалось, что Империя — просто орудие Западной Тьмы, отсюда и все странности.

— Верно. Орудие. Но кто им повелевает? Сущность или Салладорец?

— Одно другого стоит, — буркнул Сфайрат. — Не вижу большой разницы.

— Есть разница, — проговорил некромант. — Одно дело, если набег придумали там, на Клешнях, и совсем другое, если это дело рук Эвенгара.

— А он не мог просто использовать обстоятельства?

— Уж слишком точно попал. Словно знал, где и когда будет нанесён удар.

— Эвенгару не откажешь в, гм, проницательности, — признался Сфайрат. — Мог и провидеть, прознать… недоступными для нас средствами.

— Мне же кажется, что весь этот штурм, от начала до конца — его идея, — покачал головой Фесс. — Я, если честно, только сейчас начал понимать, с кем мы имеем дело. Один его удар — и все в Аркине легли мёртвыми, голыми скелетами, всю плоть словно огнём спалило.

— А вы уцелели, — Сфайрат только руками развёл. — Теряюсь в догадках, Фесс.

— Я ведь уже говорил…

— У меня с головой порядок, инквизитор. Я отлично помню, что ты говорил. Но, если ты помнишь, я тебе ответил, что сказки меня не интересуют.

— Посмотрим, — обиделся Этлау, — как ты запоёшь, когда Он сюда начнёт спускаться.

— Если «Он» начнёт спускаться, — передразнил преподобного дракон, — мой род исполнит свой долг. До конца, как и положено драконам.

— Я тебя не понимаю… — начал инквизитор, но Сфайрат только махнул рукой.

— И не поймёшь, а я тебе всё тут растолковывать не намерен, мы не в воскресной школе. Как скоро Эвенгар может оказаться здесь, Фесс?

— Я же говорил — к вечеру.

— Нет. Как скоро он сможет добраться досюда?

…В этот миг где-то далеко-далеко, в заоблачной выси прокатился далёкий гром, и пол в пещере ощутимо вздрогнул. Эйтери невольно ойкнула, а Сфайрат в единый миг принял свой истинный облик.

— Кажется, на твой вопрос уже ответили, о многомудрый дракон, — вздохнул Фесс.

Мельин в руках узурпатора Брагги. Клавдий исполняет свою роль. Но самое главное — бароны остановили-таки козлоногих. Остановили, несмотря ни на что. Той самой магией крови, от которой он, Император, отмахивался и отпихивался. А бароны — ничего, руки испачкать не побоялись. Точнее, конечно, не «бароны», а «мятежная Радуга».

Время утекает стремительнее, чем вода из худой баклаги. Если он, Император, не покончит с этой пирамидой в самое ближайшее время, им с Тайде будет просто некуда возвращаться.

Но магия крови!.. Зарезанные дети!..

А, может, это твоя собственная память мешает тебе и толкает под руку, Император? Память о детях-Дану на посыпанной песком арене, их впитывающаяся кровь, иззубренный меч в твоей руке, почти разорвавший жертве шею? Ты до смерти боишься возвращения этих воспоминаний, потому что они — квинтэссенция того, что пытались вложить в тебя воспитатели, та же Сежес? И сейчас ты прикрываешь красивыми словами собственную трусость? Разве ты колебался, когда отдал тот, самый первый приказ, бросив легионеров на подворья Орденов Семицветья? Разве ты думал о том, что случится с городом и горожанами, сколько осиротеет тех же детей, сколько их сгорит в почти неизбежном пожаре? Ведь и то сказать — не счесть малышей, сгинувших в Чёрном Городе, малышей, что не бежали, а в ужасе забивались под лавки или столы, наивно надеясь укрыться от жгучего пламени? Они ведь тоже погибли, и притом — безо всякой пользы. Да, конечно, легионы пришли в ярость. Да, простые обыватели мстили магам, и мстили безжалостно, но решающей победы ты тогда так и не достиг.

Так, может, «для блага государства» действительно следовало послушать советов Сежес и Сеамни? Сделать своими руками то, что сейчас проделали Радуга и бароны?..

Император тяжело усмехнулся.

Если уж вспоминать уроки его наставников до самого конца, то он, напротив, оказался в выигрыше. Грязная работа сделана чужими руками, ему остаётся лишь с умом воспользоваться её плодами. Пусть народ и легионы проклинают тех, кто забирает у них детей. Это неплохо. Это даже очень хорошо. Узурпатору будет не на кого опереться, кроме баронских дружин. Но, чтобы перехватить удачу, ему, Императору, нужна его собственная победа — здесь, у коричневой пирамиды.

У пирамиды, один вид которой заставляет бледнеть и дрожать даже самых закалённых центурионов.

…Солнце едва поднялось над восточным горизонтом и попыталось дотянуться пока ещё неяркими лучами-копьями до цепи угрюмых пирамид, а Серебряные Латы с гномьим хирдом уже стояли в боевых порядках и старый легат Сулла привычно рявкал на чуть замешкавшихся легионеров, вставших в строй на секунду позже соседей.

Император не собирался рисковать.

Сеамни не отходила от него ни на шаг, ни днём, ни ночью, вот и сейчас, в простой кольчуге и высоком островерхом шлеме, сидела на резвой кобылке, не сводя с пирамиды застывшего, прозревающего нечто невидимое прочим взора.

Рядом с Императором держалась и Сежес со своими помощниками: те едва не падали — ночь выдалась неспокойной, призраки тянулись бесплотными лапами к выложенной линии оберегов, отступали нехотя, щеря чёрные провалы пастей. Сежес велела не тратить на них силы — не станет пирамиды, не придётся заботиться и о её бестелесных стражах.

Наступали по всем правилам. Рассыпавшиеся цепью велиты, манипулы в сомкнутом строю, прикрывшись щитами, готовые огрызнуться пронзающим ливнем пилумов. Прямоугольник хирда казался тараном, что, не заметив, снесёт любую преграду, опрокинет любого врага — вот только где он, этот враг?

…Осталась позади незримая черта, образованная амулетами и оберегами, теперь вся надежда на чары волшебников, если призраки рискнут-таки выползти под яркие солнечные лучи.

Но нет — коричневые стены приближались, а вокруг — тишина и бездвижность. Охватив пирамиду полукольцом, небольшое войско Императора продолжало наступать, угрюмые легионеры невольно горбились да выше поднимали щиты, словно ожидая ливня встречных стрел.

Здесь, вблизи от Разлома, землю выгладило, содрав с неё нежную кожу родящей почвы и оставив один голый камень — словно нарочно приглашая легион к наступлению.

До пирамиды оставалось два полёта стрелы, и манипулы невольно стали сходиться теснее, почти наваливаясь боками друг на друга.

Император опустил руку в седельную сумку, туда, где, обмотанная бычьей кожей и ремнями, лежала белая костяная печатка.