Елена Первушина - Короли побежденных

Конец уборки урожая, дожинки, — всегда большой праздник в Лайе. Прямо под открытым небом накрывают столы. Не умолкают гитары и бубны. Танцуют до темноты. Молодые мужчины борются за последний сноп — если поставить его в своем дворе, через год родится наследник. Словом, вся страна со вздохом расправляет плечи.

Только в одном месте неспокойно. Место это — королевский дворец. И немудрено: кончились дожинки — надо ждать гостей. Скоро имперские сборщики налогов прилетят сдирать с Лайи вновь пришитые заплаты. Если свои земли они объезжают на санях, по первому снегу, то на земле асенов появляются сразу же — благо дороги позволяют.

Король Эрвинд давно уже мечтает найти какое-нибудь заклинание, чтобы вызывать проливные дожди перед самым их приездом, но заклинание до сих пор не найдено, и во дворце спешно «закрывают год», то есть прячут концы в воду.

Каждый день из дворца уезжают гонцы к дефенсорам — защитникам общин асенов. Эта должность придумана королем для того, чтобы кто-то помогал тардам собирать налоги с асенских земель. Вот уже полтора десятка лет дефенсоры заботятся (и очень успешно) о том, чтоб имперские сборщики не скучали в своих поездках. Если же дефенсоры недостаточно расторопны, король наказывает их большими штрафами. А если деньги (или зерно, или меха), пошедшие на уплату штрафа, ускользают тем самым от обложения налогом, то за всем ведь не уследишь.

Вот и сейчас король диктует письмо своему секретарю. Молодой человек старательно выводит левой рукой таинственные знаки, помогая себе при этом языком.

— «Друг мой, я надеюсь, что вы уже отправили товар, о котором мы разговаривали весной». Написал?

— Нет еще. Я ведь у вас без году неделя. Не могу я левой рукой…

— Я помню. Пиши. «Полагаю, здесь он будет в большей сохранности».

Король останавливается у окна, смотрит на горизонт, где пронзительная синева речной дельты сливается с таким же ослепительным небом. Хороший сегодня день. Да и секретарь пишет медленно, так что мысли у короля разбегаются: «Вот и еще один год за плечами. Забавно, но в детстве я никогда не мечтал о короне. О славе мечтал, о поверженных врагах, покоренных крепостях. А вот гляди-ка ты, стал королем, и никаких тебе сражений, никаких лишений, опасностей и побед. Только интриги и фальшивки. Тьфу, проклятье, слова-то какие противные! Ну так на чем мы остановились?»

— «И еще раз прошу, пересчитывайте хорошенько все, что мне отправляете, и проверяйте бумаги, иначе за вас это сделают тарды».

— Ну подождите же! — взмолился секретарь.

Писать левой рукой — не шутка. Особенно шифрованные послания. Буквы прыгают, разбегаются, каждая смотрит в свою сторону. Но если письмо действительно перехватят, он еще сотню раз порадуется, что не переложил пера.

— Пиши, пиши. У нас еще уйма дел, а ты возишься. Так… Ага. «Также мне от вас нужно…»

— Папа, мне нужно с тобой поговорить. — В комнату стремительно входит принц Эрвинд, молодой человек уже девятнадцати лет от роду.

— Сейчас, сейчас, — отмахнулся король, — сядь вон в кресло, я сейчас закончу. «Мне от вас нужно поговорить…» Тьфу!

— Папа, я не могу больше ждать!

Король невольно улыбается. Не сын — загляденье. Настоящий красавец вырос. Придворные дамы уже открыли на него охоту. «Эх, не передо мной бы тебе выступать с таким пылом, Эрвинд! Но до чего ж ты сейчас некстати!»

— Ну, что стряслось? А ты иди, — это уже секретарю, — потом закончим.

— Нет, — заявляет юноша, — пусть остается. Его это то же касается.

Секретарь пристально глядит на короля. В его черных глазах настолько четко читается вопрос: «А что теперь будет?», что Эрвинд Старший довольно резко указывает ему на дверь. Огорченно тряхнув жгуче-черной шевелюрой, секретарь покидает поле боя. Разговор обещает быть интересным, а незаметно подслушивать у замочной скважины он еще не научился.

— Что случилось? — снова спрашивает король. — Можно подумать, что ты снова подрался с Мэй.

Он улыбнулся сыну, но ответной улыбки так и не дождался.

— О Мэй мы еще поговорим, папа. А пока скажи мне: ты знаешь тарда, торговца лесом, господина…

— Тише! — движением руки король прерывает его. — Давай не называть имен. Кто их знает, этих новичков. Вечно хватают все с лету. Но конечно, я знаю, о ком ты говоришь.

— Хорошо. А ты знаешь, что он тайком торговал с нами?

— Приходилось слышать.

— Когда имперские чиновники его накрыли, они нашли у него письма твоего секретаря. Не этого, конечно, а предыдущего. И на суде секретарь сумел доказать, что ты ничего не знал о его аферах. Торговец откупился от суда, а твой секретарь сел.

Эрвинд вздыхает:

— Ты считаешь, нужно было рассказывать все это мне еще раз?

— Папа, почему за твои авантюры всегда отвечают другие?!

Эрвинд Старший невольно залюбовался своим мальчиком. «Как это он умудряется одновременно походить и на мать-асенку, и на деда-тарда? Материнские черные волосы, узкие брови, острый подбородок, сухие скулы — в лице ясно видна асенская кровь. А глаза совершенно дедовские — темно-серые, беспокойные, всегда ищут глаза собеседника. Ох, если бы я мог что-то сделать с этим беспокойством, которое гложет его с тех пор, как я отобрал его у матери и стал воспитывать сам. Поздно отобрал, поздно. Упустил время».

— Хорошо, объясняю. Во-первых, я не могу позволить себе роскошь отвечать за все свои поступки самому. Во-вторых, наших секретарей я всегда с самого начала предупреждаю, чем эта служба может для них закончиться. В-третьих, ничего страшного не случилось. Через год в Империи забудут об этой, как ты выразился, авантюре и я его освобожу под тем или иным предлогом. Он получит хорошую пенсию. Мне, между прочим, ее никто не даст! — Снова он напрасно ждет улыбки и уже почти сердито добавляет: — А имперский лес рано или поздно будет наш.

— Папа, но ведь это уже третий такой процесс за четыре года! Это просто нечестно. Ты же их всех предаешь! Ты не даешь их казнить только потому, что можешь это сделать, ничего не опасаясь. «Милость короля!» Да неужели тебе хотя бы перед ними не стыдно?!

А вот это, принц Эрвинд, зря! И тон взял слишком высокий, и уж совсем не стоит тыкать обвиняющим перстом в три портрета, испокон веку висящие на стене в королевском кабинете. Первый — бездарно написанный, порченный сыростью и плесенью портрет тардского барона, в чьем замке вырос Эрвинд Старший. Затем парадный портрет князя Эрика, златокудрого витязя в латах и пурпурном плаще. И наконец, портрет лейб-медика Дианта, когда-то парный с женой, но жена уже где-то затерялась. Нет, зря Эрвинд так волнуется. Пора его окоротить. И король вкрадчиво спрашивает:

— Перед кем?

Принц вздрагивает, будто его окатили холодной водой, растерянно смотрит на отца, потом на портреты.