Александр Рау - Ястреб на перчатке

— Не верю, — логика у нее работала хорошо, — откуда в Кардесе столько черных волков, если каждый паасин должен убить одного?

— А в Кардесе черных волков нет, — ответил де Вега. — Только серые, но их паасины не трогают. Священны.

Патриция замерла, чуть приоткрыв рот. Риккардо улыбнулся.

— Волка призывают жрецы-шаманы. Это бой не с животным, а с самим собой. С отражением. С темной стороной натуры, эмоциями и чувствами, что затмевают разум. Воин должен уметь их обуздать, победить.

— Но ты ведь его не победил? — перебила его Пат.

— Нет, мы разошлись мирно. Это случается крайне редко. Такой человек становится шаманом, он сможет вновь призвать волка, но уже для других.

— А ты можешь?

— Для других — нет, для себя — могу, — если Риккардо и лгал, то виртуозно. — Если захочешь, я могу тебе это показать, — предложил он. — Раз в год я бываю в гостях у паасинов, навещаю шаманов. Хочу побывать там и в этом году. Пока я еще жив.

— Хочу, — не задумываясь, ответила Пат, сделав вид, что не заметила последней ремарки.

— А как же вера? Церковь ведь осуждает язычество и их обряды.

— Буду знать, что они собой представляют и как с ними бороться. — Он хотел ее этим смутить? Не выйдет.

Риккардо одернул рубашку, но закрыть покрытую шрамами грудь полностью все равно не удалось.

— Сними наруч, — вдруг неожиданно для самой себя потребовала Пат.

— Нет, — мотнул головой Риккардо.

— Сними!

— Пат, любимая, давно прошло то время, когда я выполнял все твои просьбы и требования по первому же слову. Я изменился…

— В худшую сторону!

— Может быть, — согласился он. — Но ты больше не можешь требовать. Мы не связаны ничем, кроме старых чувств, которые у тебя уже погасли, а у меня еще теплятся.

— Пожалуйста, сними наруч, — попросила она.

— Зачем, Пат? — тихо спросил он.

— Я так хочу. Мне нужно, нужно увидеть, что под ним.

— А что ты хочешь увидеть? Адскую печать, подтверждающую, что я продал душу в обмен на разрушение твоей жизни? Ее там нет.

— Этот наруч — твое изменение. Я не узнаю того Риккардо, которого знала. Он был мил, добр, ласков, заботлив…

— Но ты его все равно не любила…

— Нет, — твердо сказала она. — Не любила, но была к нему привязана. Считала другом.

— Другом… — как эхо повторил Риккардо. — Твой друг умер, Васкес его убил. Его шпага, направляемая и твоей рукой, вошла не в плечо, как думали Карл де Санчо и врач, а в сердце.

— Ты дрался с Альфонсом?! — воскликнула Пат.

— Да, после того как не смог поговорить с тобой. Он победил. Я хотел его застрелить из арбалета, Санчо остановил меня. Это все неважно. Тот де Вега мертв. И этот скоро умрет. Это мой путь. Путь, что я выбрал сам. И спасибо Ястребу, он дал мне силы пройти его достойно. — Риккардо расшнуровал наруч.

На белой, давно не видевшей света коже, жутко смотрелись шрамы-ожоги — следы двух птичьих лап, обхвативших локоть.

Пат сглотнула, представив себе, какой была рана вначале, если даже сейчас от одного взгляда ей стало дурно.

— Он прилетел мне на руку. Алый Ястреб. Я звал его, и он пришел, — медленно говорил Риккардо. — Было больно, очень больно. Ожоги — лишь часть той боли, что пронзало все тело. Главное — выстоять. Доказать — нет, не ему, самому себе, — что сможешь принять его дар.

— Что он дал тебе? Силу, власть, богатство? Что продал ты ему взамен — душу?! — Пат не выдержала и закричала на него.

— Он ничего не берет взамен. А душу, душу нельзя продать, — усмехнулся Риккардо. — Поверь, я знаю, это единственная вещь, что не имеет цены, что всегда с тобой. Ястреб, он дает ясность ума, новый взгляд на мир. Ты видишь путь. Путь, по которому идешь, хотя раньше и не замечал. Путь чести, долга и совести. Ястреб дает тебе свободу. Ты несешь эту свободу в душе, с ней не страшны темницы, надо лишь закрыть глаза… — мечтательно закончил он.

— А взамен, что ты отдал демону взамен, Риккардо? — Пат пыталась удержать влагу в уголках глаз.

— Ничего. Лишь взял его с собой. Пошел по указанному им пути. Научился уважать путь других. Я отказался от мести тебе, раз ты полюбила другого. Это твой путь. Не простил, но понял Альфонса. Это его путь. Его любовь. Отозвал убийц. Если бы он не пришел ко мне с мечом, может быть, в старости мы вместе бы пили вино, вспоминая эти дни.

Патриция не нашла, что ответить. Не таясь, вытерла глаза платком. Она столкнулась с неведомым и непонятным.

Риккардо верит в то, что говорит. Как переубедить его? Да и нужно, нужно ли его переубеждать?

Ответа не было.

— Зачем ты носишь наруч? — спросила она, чтобы не молчать.

— Мой тезка носил его. Я верю, что Ястреб вновь прилетит ко мне на перчатку, как прилетал к прапрапрадеду. Ему неудобно будет сидеть на голой руке, а я не знаю, смогу ли вновь выдержать его прикосновение.

— Ты бредишь, Риккардо.

— Нет, Пат.

Вновь повисло молчание. Пат, поднялась, подошла к столу, стала перебирать бумаги. Ей нужно было себя чем-нибудь занять.

— Доклад по добыче железа. У тебя в графстве есть шахты? — спросила она, рассматривая официальную переписку.

— Да, на самой границе со Скаем. Запасы руды нашли еще при деде, но лишь мне удалось обустроить шахты, плавильные мастерские и кузницы, пригласить опытных горняков и ремесленников. Столько золота потратил — отец бы узнал, в гробу перевернулся — вот куда ушла еще одна часть его наследства. Зато теперь там полный цикл производства.

— Но я не слышала, чтобы купцы торговали кардесским железом или прочими металлическими товарами.

— До недавнего времени там делали только оружие и доспехи, — просто ответил де Вега. — Для меня и графства. Милицию нужно было вооружать. Да и соседям оружием помогал.

— Ты всегда думал о войне, Риккардо. Даже твой демон тут ни при чем. Жаждал битв, крови и славы. Ждал лишь удобного случая, — зло сказала Пат.

Она взяла два листка, исписанных мелким небрежным почерком. Смогла прочитать заголовки: «Перестройка батальона на марше» и «Каре — сильные и слабые стороны».

— Убивал сам и теперь учишь других? Где разделы: «Как правильно добивать раненых и резать пленных»? Где наставления по подлому убийству тех, кто бросил честный вызов? Где они, Риккардо? — горько спросила Пат.

— Таких разделов нет. Вильенцы и саттинцы были не простыми разбойниками, а «рыцарями Веры», шли не просто грабить и убивать, но и рушить храмы, резать еретиков, насиловать их жен и дочерей, сжигать заживо, «очищая огнем», их на это благословил епископ Грамон. Еретики ведь не люди.

— Не верю!

— Спроси тех, кто уцелел, зачем они шли? Под какими знаменами? Я спас Камоэнс от болезни, что страшней чумы! Но спрашивай лучше пьяных — они врать не станут.

— Альфонс, его доспех, как чучело, в галерее!