Владимир Русанов - Мести не будет

— А по дороге грабим потихоньку... Езжайте дальше, круки, будь вы хоть трижды шляхтичи!

— Мы не круки! — Даже добродушный пан Юржик побелел от ярости от сравнения с «благородным» разбойником. Решил применить самый последний довод, приберегаемый на крайний случай. — Мы из Жорнища выбрались!

— Да ну? — Нельзя сказать, чтоб человек за ставнем сильно удивился или восхитился, скорее в его голосе звучала неприкрытая ирония. — И что с того?

— Так вы еще не слыхали? Аранки Жорнище сожгли!

— Слыхали. Как не слыхать. Потому-то мне и невдомек — как же вы выбрались?

— Да вот так и выбрались. На коней попрыгали и удрали. Ты не думай, добрый человек, мы не грабители. С нами вот пономарь — божий человек, — пан Бутля указал на Лодзейко. — Он из Тесова. Лекса сам из Хоровского воеводства будет. Местный стало быть...

— Откуда будешь борода? — тут же обратился голос к Лексе.

— Дык... того-этого... неподалеку от Кудельки жил я, — отозвался тот. — Про Куделькину колдобину слыхал, нет?

— Слыхал, как не слыхать. Ты ее копал, что ли?

— Нет... того-этого... а вот застревать приходилось.

Невидимый собеседник отрывисто хохотнул. Скорее всего, он знал о Куделькиной колдобине не понаслышке.

— Ну, а молодой кем будет?

— Молодой? Он студиозус. Родом из Выгова, но обучение проходит в самом Руттердахе! — Пан Бутля поднял кверху палец. — Ученый человек. Медикус.

— Медикус? — заинтересовался хрипатый. — А пусть скажет мне, коли медикус, чего мне пить, чтоб брюхо не пучило?

Ендрек пожал плечами:

— Укропа с мятой завари да попей. Чего тут хитрого?

— Ха! Это у нас каждая бабка-травница знает. Ты такое средство скажи, чтоб по-настоящему проняло!

— Я-то тебе подскажу. А где ты возьмешь эти травки? Бери то, что растет под ногами.

За ставнем помолчали.

— Сразу ученого человек видно. Отбрил так обрил, — наконец проговорил хрипатый. — Ну, а скажем, грудной сбор. Чтоб не перхать, значится.

— Подорожник, солодка, мать-и-мачеха... Ее еще ранником, бывало, зовут. Завари кипятком, дай отстояться. Пей три раза в день. Утром, в обед и перед сном.

— Да? Ну, благодарствуй, медикус. Воспользуюсь.

— Ну, ты хитрован, добрый человек! — воскликнул пан Юржик. — Люди, знаешь, деньги платят, чтоб им средство какое от хвори прописали. А ты сразу от двух болячек выяснил и нас же у ворот держишь!

Хрипатый расхохотался в голос. Крикнул сквозь смех:

— Збышек! Злавек! Выходите! Открывайте ворота — гости у нас!

Из-за кучи сена поднялся широкоплечий парень лет пятнадцати-шестнадцати. Простое широкое лицо. Соломенные вихры и мелкие веснушки. Второй вышел из-за боковой пристройки к шинку — скорее всего, входа в погреб. Точная копия первого. Близнецы, сразу видно. У обоих в руках были взведенные и заряженные самострелы.

Первый бросил второму на руки свой самострел, подошел к воротам и, поднатужившись, снял жердь.

— Прошу, паны, заезжайте!

Пока они въезжали во двор и спешивались, на крыльце появился и хозяин шинка. Такой же светловолосый и веснушчатый, как братья, только с заметной проседью в бороде. Отличала его выправка и гордый разворот плеч, но хромал мужик сильно на левую ногу. Прямо-таки припадал при ходьбе.

— Милости прошу, панове! — Он сдержанно, с достоинством поклонился. Широко улыбнулся. — Гостям всегда рады.

При первых же звуках его голоса стало ясно, кто разговаривал с паном Бутлей через окно.

— А мне п-п-показалось, что не слишком рады, — усмехнулся пан Войцек.

— Гости гостям рознь... — Шинкарь разгладил бороду. — Меня Славобором кличут. Заходите в дом. Милости прошу.

— Э-э, Славобор... — Пан Бутля полез чесать затылок. — Мы поиздержались в дороге-то... Ты не старайся особо.

Шинкарь смерил его долгим взглядом. Коротко приказал сыновьям:

— Коней в стойло, — обратился к пану Шпаре, безошибочно распознав в нем главного: — Гость в дом, счастье в дом. На Хоровщине законов гостеприимства еще не забыли.

Лекса довольно крякнул, полностью разделяя мнение собрата по ремеслу.

Близнецы подхватили поводья коней и поспешили в конюшню.

— Не беспокойтесь, панове, седельные сумки доставят целыми и невредимыми. — Славобор сделал приглашающий жест рукой.

Шинок выглядел гораздо опрятнее «Свиной ножки» и был больше раза в два, чем брошенное заведение Лексы.

Под стенками стоял не один, а целых два крепких, выскобленных едва ли не добела стола. По обе стороны от каждого — длинные лавки. Под стрехой висело на цепях тележное колесо с каганцами.

— Заходите, гости, присаживайтесь. Сейчас я своей старухе крикну — пускай на стол собирает.

— Спасибо, Славобор! — Пан Войцек первым прошел к окну и сел, опершись локтями о столешницу.

Остальные не заставили себя уговаривать. Голод, как говорится, не тетка.

Из двери в задней стенки пахнуло поджаренным салом, распаренной кашей, еще чем-то непонятным, но вкусным. Вышла плавно и неторопливо круглолицая баба в белом платке, завязанном узлом на затылке.

— О, Дорота! Давай сюда. Заждались тебя уже!

Только сейчас Ендрек разглядел уставленный мисками и горшками поднос в руках хозяйки.

— А я жбанчик пива пока доставлю, — усмехнулся Славобор, разглаживая бороду.

— Лучшее пиво — это горелка, — едва слышно пробурчал пан Юржик, заслужив неодобрительный взгляд Меченого. Сказал чуть громче: — Да шучу, шучу...

— П-погоди, хозяин, — окликнул шинкаря пан Войцек. — Сынкам скажи — там п-п-позади нас басурман едет на мухортом коне. Н-не стреляйте в него. Хорошо?

— Басурман? — удивился Славобор. — Откуда? Зачем тут?

— Да вот пристал, понимаешь, в Жорнище, — пояснил пан Юржик. — С той поры едет за нами.

— Не понял. Следит, что ли? Так мы его живо!

— Не следит. Он вроде как обет дал... Свой, басурманский, ясен пень, а все ж обет.

— Какой такой обет?

— Ну, служить пану Кжесиславу.

— Вона как! — расплылся в улыбке Славобор. — Ежели я что-то в степняках понимаю, пан Кжесислав фехтовальщик, каких поискать!

— С чего взял?

— Так у гаутов обычай есть...

— Аранк он... того-этого... — влез Лекса.

— А, борода, что к словам придираешься? По одной степи скачут — с чего бы у них обычаям быть разным?

— Ладно... того-этого... Я чо? Я ничо...

— Ты сказывай про обычай и... — Пан Юржик замялся, потер нос.

— ...и за пивом бежать? — ухмыльнулся Славобор. — Не переживай, пан...

— Пан Юржик, герба Бутля.

— Так вот. Не переживай, пан Юржик, без пива не останемся. А обычай... Ну, что сказать? Такое и раньше частенько бывало. Вы ж, панове, с севера?

— Ну... А что? — нахмурился Юржик.

— Да ничего. Местных баек, стало быть, не знаете. Раньше многие степняки уходили служить к бойцу, который их на саблях ли, в рукопашную ли побил, а жизнь сохранил. У них считается, вроде как заново родился, а пощадивший — отец, не хуже родного. Да что говорить? Многие, многие так Стрыпу перешли... Вспомнить, к слову, деда нашего гетмана польного...