Владислав Русанов - Пасынок судьбы

— А что мне сказать? Я ж не жизни учить тебя пришел, пан Тишило. Не знаю, как в Хороброве или Лютове, а у нас в Бытковском воеводстве еще уважать старших не разучились.

— Да? А зачем же ты пришел? — Бело-красный прекратил скрестись и упер руки в бока.

— На бой тебя вызвать! — не выдержал Олешек.

— А ты кто такой? — зыркнул на него пан Тишило.

— Кто? Я — шпильман. Олешек Острый Язык из Мариенберга. Слыхал о таком, пан рыцарь?

— Не слыхал. И слышать не хочу, — отрезал полещук.

— Поздно, уже услышал! — задорно воскликнул Олешек, и Годимир почувствовал закипающую злость: ну просил ведь тебя не лезть не в свое дело! Тут одно слово неверное, и все можно испортить, а у шпильмана язык, ясное дело, острый, но без костей.

— Я хочу вызвать тебя на бой, пан Тишило герба Конская Голова, — решил взять нить разговора в свои руки Годимир.

— На бой? На бой… Это было бы здорово, — кивнул пан Тишило. — Так ведь?

— Да он босяк какой-то, а не рыцарь! — упрямо буркнул Жит. Двое подошедших оруженосцев — должно быть Ратиш и Бажен — захихикали.

— А ведь и правда, — задумался Тишило. — Что-то я не помню, как ты приехал, пан Годимир. И где твой конь, меч, копье? А?

Годимир чуть было не ляпнул: «Не «акай»!», но вовремя сдержался. Олешеку замечания делать — это одно, а суровому пану-полещуку — совсем другое.

— Так получилось, пан Тишило, что я лишился меча, коня и копья, — ответил он честно, ничего не скрывая. — А прибыл вчера в сумерках на телеге горшечника.

При этих словах замурзанный оруженосец прыснул в кулак. Второй паренек ткнул его локтем — не гоже, мол, насмехаться.

— Слыхал я сказку про одного рыцаря, что на телеге ездил… — Пан Тишило снова полез пятерней за пазуху.

«Чесотка у него, что ли?» — как-то некстати подумал Годимир.

— Эта история и в Мариенберге известна, — вмешался Олешек. — И смею напомнить, ясновельможный пан, те, кто над рыцарем Абсалоном, ехавшим в телеге спасать похищенную врагами королеву, смеялся, после плакать были вынуждены.

Пан Тишило, не прекращая чесаться, внимательно посмотрел на шпильмана. Покачал головой:

— Откуда он у тебя такой взялся, а, пан Косой Крест?

— Это мой товарищ. Путешествуем мы вместе, — не покривив душой, ответил Годимир.

— И оба хороши — словно побирушки на паперти, — прошипел Жит.

Рыцарь Тишило отмахнулся от него:

— Помолчи. Заморил вусмерть. Так значит, пан рыцарь, изволишь вызывать меня на бой…

— Так положено по уставу странствующих рыцарей, — пожал плечами Годимир и, полуприкрыв глаза, повторил по памяти: — Коли встретишь благородного рыцаря, шатер у моста разбившего, обязан почтить его, вызвав на честный поединок либо вызов оного рыцаря приняв.

— Верно. Устав рыцарский знаешь. Знаешь, так ведь?

— Ну, знаю.

— Тогда ответь мне — чем я с тобой сражаться должен? Нет у тебя копья и коня… Ладно, могли бы пеше на мечах или секирах переведаться. Но у тебя же и вовсе никакого оружия нет! Так ведь?

— Пропил, видать. Гультяй словинецкий, — вякнул старый слуга и привычно увернулся от мелькнувшего кулака пана Тишило. Да, по правде сказать, пан Конская Голова и не бил в полную силу. Кому ж охота верного слугу, к которому привык, как к собственной заднице, покалечить? Но для острастки махнуть полагается. Чтоб не думал, будто запросто может в панский разговор встревать.

— Так на чем мы биться будем? — Бело-красный рыцарь скреб уже поясницу.

— А на кулаках! — гордо бросил Годимир.

— На кулаках? — если не опешил, то изрядно удивился Тишило.

— Слышал я, в Полесье весьма в чести кулачные забавы. Или врут злые языки? — невинно глянул словинец.

— А великий герой Грозя, что город Грозов основал, — ввернул Олешек, — потехи ради диких туров кулаком в лоб бил. И очень расстраивался, когда с первого раза не сбивал с ног.

Пан Конская Голова почесал затылок:

— Нет, не без того… Выходят мужики на лед зимой подраться, когда Горынь станет.

— Так то ж смерды, черная кость! — с безопасного расстояния подал голос Жит.

— Когда кочевники через Горынь перебрались, Хоробров с Ельском пожгли и уже у самого Грозова стояли, бились все бок о бок. И рыцари с князьями, и кмети с горожанами, — веско проговорил Олешек. — А потому и победили басурманов, что не делились на черных и белых, словинецких и полещуцких, грозовских и хоробровских.

Пан Тишило дернул себя за ус. Крякнул:

— Хорошо говоришь, шпильман. Умеешь. Я-то думал, тебя Острым Языком прозвали за подначки дурацкие. Ан нет. Умеешь в сердце раны растравить. Даже у такого борова толстошкурого, как я. Так ведь? — Не дожидаясь ответа, подытожил: — Значит, пан рыцарь герба Косой Крест, вспомним времена короля Грози? Так ведь? На кулаках значит на кулаках.

Сзади тихо застонал Жит. Еще, не приведи Господь, руки наложит на себя ревнитель традиций и рыцарской чести от такой выходки своего пана.

Поединок решили начинать, когда солнечные лучи высушат росу на траве.

Жит больше не возражал против, как он сказал, ярмарочной драки своего хозяина с заезжим нахалом, да еще из числа словинцев. Махнул рукой и ушел командовать копошащимися вокруг костра оруженосцами.

Годимир присел прямо на землю, неподалеку от того лужка, где паслись стреноженные кони, прикрыл глаза и задумался.

Во-первых, следовало успокоиться перед грядущей схваткой, избавиться от лишних мыслей и переживаний, во-вторых, рыцарь просто-напросто припоминал детство и отрочество, когда кулачный бой был для него привычным и обычным. Старшие братья Ниномысл и Жемовит нередко тузили своего младшенького. И хотя собственное детство Годимир не мог назвать счастливым и безоблачным, из него он вынес умение «держать удар», то есть не плакать, когда больно, и не впадать в отчаяние, когда оказался на земле. Весьма ценное качество, не раз выручавшее его в бытность оруженосцем.

К пану рыцарю Стойгневу герба Ланцюг [27] Ланцюг — цепь (укр., белорус.). Годимир попал, когда ему сравнялось тринадцать лет. Раньше обычного срока почти на год. Но пан Ладибор герба Косой Крест, отец будущего рыцаря, решил, что мальчик он крепкий, справится. Да и кормить лишний рот — молодой, растущий, а потому вечно голодный — многодетному рыцарю из Чечевичей не хотелось.

Украсившую его суркотту, черную с вышитой золотой цепью, Годимир воспринял с радостью, которая вскоре омрачилась знакомством с прочими оруженосцами пана Стойгнева. В особенности, с неким Славощем по прозвищу Бычок — парнем шестнадцати годов от роду, не обделенным силушкой, но зато обиженным умишком.

Правда, дело это обычное, когда старший оруженосец заставляет младшего по возрасту и сроку службы работать за себя — точить меч, начищать кольчугу, полировать шлем, натирать смесью дегтя и рыбьего жира конскую сбрую. Но всему есть предел. Трудно согласиться и принять с покорностью, когда от тебя требуют чистить одежду еще и старшему оруженосцу, отгонять от него мух во время дневного сна, да еще вместо благодарности норовят отвесить тумака тяжеленным кулаком.