Владислав Русанов - Пасынок судьбы

Мальца по имени Годимир начали готовить именно к иночеству, ибо с десяти лет, когда мальчика начинают обычно школить по верховой езде, фехтованию на мечах, бою на копьях, секирах и палицах, он проявил редкостную в роду неуклюжесть. То умудрится седло задом наперед на хребет лошади взгромоздить или на уздечке налобный ремень с суголовным перепутает. То мечом сам себя по коленке зацепит — хорошо, хоть мальцов на затупленном оружии биться учили. И если в первом случае вроде бы ерунда, не панское дело лошадей седлать, для того холопы имеются, то уж во втором — самое что ни на есть рыцарское дело.

И не то чтобы будущий рыцарь не старался. Старался, и еще как! Учился истово. С утра, едва протерев глаза, хватался за оружие, бегал вокруг маетка и по соседним лесам в полном доспехе и тяжелых сапогах, скакал, изнуряя коня так, что отец вынужден был вскоре запретить ему излишне увлекаться верховой ездой. Это у князей злата-серебра куры не клюют, а в Чечевичах жили, затянув пояса.

Годимир мечтал стать странствующим рыцарем, убивать чудовищ — драконов, кикимор, волколаков, горных людоедов, спасать прекрасных панн и заточенных в высокие башни королевских дочек. Хотел прославиться как герои древности: Грозя — победитель дракона, Лют и Хоробр — легендарные основатели величайших городов Правобережья, первейшие рыцари и непобедимые воины, давшие начало великокняжеским, а после королевским родам.

Чечевичский священник как-то сказал мальчишке, что странствующий рыцарь должен изучить все манускрипты, описывающие чудовищ, нечисть и нелюдь. Годимир выучился читать меньше чем за месяц, в то время как его братья постигали грамоту ни шатко, ни валко — в самый раз, чтобы розог не отхватить, но и не перенапрячься.

Стремясь стать настоящим могучим рыцарем, Годимир сам себе придумывал уроки — повторял стойки, удары и защиты не с длинным мечом, а с хорошим обаполом, превосходящим тяжестью мечи взрослых воинов почти вдвое. После вечерней молитвы вместо того, чтобы спокойно отправиться в постель, приседал до сотни раз, отжимался от пола раз сорок-пятьдесят. А утром вскакивал раньше всех, еще до рассвета и мчался на реку — благо, Друть, приток славной Усожи, проткала всего в полуверсте от маетка. Плавал и по течению, и против течения. Встретили бы его водяные и водяницы — признали бы за своего и щекотать не стали бы. А может, и глядела нелюдь из кустов и зарослей очерета? Глядела и дивилась на слабого человечка, возжелавшего стать самым сильным.

Ниномысл и Жемовит попервах смеялись с него. Дразнили дурачком и так и норовили навешать тумаков. Годимир терпел. Довольно долго терпел. Потом начал отвечать. И вот тогда-то братья поняли, что в изнурительных занятиях младшенького есть толк. Особенно, когда вместо головы Жемовита кулак Годимира угодил в бочку и разбил ее на досточки.

Пан Ладибор очень разгневался. Еще бы! Такие бочки местные бондари не делали, а везти из Быткова обойдется в пять-шесть скойцев. Чистое разорение.

Молодой задира… Хотя какой там задира? Всего-навсего сдачи дал. Но слово батюшки непререкаемо. Поэтому Годимира поставили перед выбором — либо монастырь, либо в Ломчаевку, в оруженосцы к пану Стойгневу герба Ланцюг, с которым рыцарь Ладибор Косой Крест в былые годы сражался против загорцев.

Надо ли говорить, что выбрал бредящий о рыцарских шпорах мальчишка?

Вот и стал он, едва сравнялось тринадцать лет, шестым оруженосцем пана Стойгнева. Почему шестым? Да потому, что рыцарь герба Ланцюг славился древностью рода и мастерством в сражении на весь север Бытковского воеводства, и многие, очень многие родители желали видеть своих отпрысков в его свите. Где же еще ума набираться юным оболтусам, как не в Ломчаевке?

Вот там-то Годимир свел знакомство со Славощем-Бычком, окончательно понял, что единственный способ уберечься от битья — бить самому. Бить в полную силу, зло и без пощады.

Нельзя сказать, что новый, самый младший оруженосец не пришелся по душе пану Стойгневу. Напротив. Он всячески выделял его за старание и прилежание в науках.

Отправляясь в достопамятный поход на черных клобуков — племя дикое, кочевавшее в степях на правом берегу Стрыпы, Годимир радовался и гордился оказанной честью. С удвоенным рвением начищал доспехи, полировал меч пана Ланцюга, чистил коня.

А потом начала сказываться его природная невезучесть, которая уверенно брала верх над любой выучкой.

Вначале (самый первый знак, так и намекавший — брось, уйди, не твое…) ни с того, ни с сего лопнуло путлище. Слава Господу, не в бою. На марше. И тем не менее оруженосец Годимир грохнулся с седла под копыта злого боевого жеребца пана Стойгнева — коня вел в поводу второй оруженосец — Михал из Гужно.

Чудом парнишка остался жив. Подкованное копыто вскользь ударило по черепушке, зато хорошо приложилось по плечу. Едва калекой не остался. Долго отлеживался в обозе. Ждал, пока сойдут кровоподтеки, пока восстановится подвижность руки. Правой руки. Для воина самой необходимой.

Потом был бой у безымянных колодцев.

Отряд словинецких рыцарей — бытковских, хоробровских, выровских — едва-едва переправился через Усожу. Сходу налетел на становище зазевавшихся кочевников. Сжег полсотни кибиток, захватил в плен целую ораву стариков, женщин и детей. В придачу отару овец и табун мелких, косматых коней. Просто чудо, а не добыча! Достойно зависти…

Паны рыцари как раз решали, что же делать со свалившимся, будто снег на голову, добром и пленниками и прозевали возвращение аскеров рода. Аскер по-кочевничьи — это что-то вроде рыцаря. Так зовут себя мужчины, достигшие совершеннолетия и совершившие какой-нибудь воинский подвиг. Ну, например, срезал уши врагу и прибил к опорному столбу в кибитке отца.

Кочевники, конечно, уступали вооружением и доспехом словинецким рыцарям. Редко-редко когда их воин носил кольчугу. А так — больше нашивки железных (даже не стальных) пластин на безрукавке, несколько рядов цепи на груди, медные или бронзовые бляхи на чапане — так степняки звали подобие зипуна, широко распространенное в степи. Также из оружия использовали узкие, плавно изогнутые мечи, так называемые сабли, легкие копья, пригодные больше для метания, чем для конного боя в сомкнутом строю. Зато луки и стрелы представляли очень серьезную угрозу, прошивая с сотни саженей кольчугу насквозь.

По обыкновению, кочевники сделали круг, огибая по дуге строй рыцарей, дали залп из луков. Затем второй, третий, четвертый…

На оставшихся в живых обрушилась конная лава.

Визжащая, хрипящая, воняющая конским потом и ни разу не стиранной одеждой.

Годимир тогда успел подумать, что если бы у степняков был толковый военный вождь, они могли бы уничтожить словинцев, не вступая в рукопашную. Просто расстреляли издалека. Но аскеры жаждали крови, стремились вцепиться врагу в горло зубами, и сдержать их не удавалось еще никому.