Стеф Свэйнстон - Год нашей войны

Некоторые зубцы опустились на одно колено. Другие отпрянули назад. А я просто продолжал кричать. Тело незнакомки превратилось в корабельный трос, сотканный из тончайших нитей плоти. Она проползла через площадь и оказалась у канализационного колодца, где снова превратилась в прекрасную девушку. Она окликнула меня, потом подняла золотую решетку, которую не сдвинул бы даже Тауни, и скользнула внутрь.

Зубцы стали приходить в себя и принялись оглядываться в поисках меня. Я бросился к трубе и последовал за девушкой, слегка оцарапав крылья об узкие стены. От зловония меня тошнило.

Мы оказались в темноте. Синие руки пытались схватить нас, однако не могли дотянуться. Потом в отверстии показались ятаганы, но и на этот раз у зубцов ничего не вышло. Твари начали реветь. Девушка взяла меня за руку, и мы пошли вперед вдоль глубокого золотого желоба, но которому бежала кровь и грязная вода. Поток нес осколки костей, части органов, клочки чьих-то волос, панцири Насекомых и еще какие-то обломки и огрызки, о происхождении которых я не хотел даже думать.

— Это главный сток, — ласково пояснила девушка. — Не советую тебе плавать здесь.

— Что? Кто? Кто ты? — потребовал я ответа.

— Это просто плохой сон, Янт, — проворковала она.

— Откуда ты знаешь мое чертово имя?

Я попытался вырвать свою руку, но это оказалось невозможно.

— Ты должен вернуться обратно в Замок и забыть все это, — велела девушка.

Она прекрасно говорила по-авиански. У нее был приятный голос с очень высоким тембром. Казалось, что одновременно звучит хор из множества голосов. Внезапно на ее щеке появилось несколько отверстий, последовало какое-то неуловимое движение, и плоть тут же затянулась. И вдруг я понял, что она вообще не была однородной. Приглядевшись внимательнее, я в ужасе отпрянул назад. Девушка состояла из тысяч длинных, тонких червей. Переплетаясь между собой и постоянно двигаясь, они создавали иллюзию кожи. Она улыбнулась — точнее, черви, которые были ее губами, на короткое мгновение разделились, чтобы обнажить червей, изображавших зубы.

— Странно видеть столь опытного путешественника таким растерянным, — заметила она.

— Кто ты? — повторил я, содрогаясь от страха.

Я оказался между этим существом и наполненным всякой мерзостью потоком. Девушка снова улыбнулась, словно говоря, что имя ей не требуется, а я — просто идиот. Должно быть, она пришла сюда из очень отдаленных мест — слишком чужой она была.

— Если ты считаешь меня странной, — сказала незнакомка, — то тебе нужно увидеть остальных членов двора.

Она просунула руку сквозь грудь и почесала затылок.

— Двора? Какого двора? Единственный двор находится в Замке!

— Я говорю о королевском дворе. Там обеспокоены. Думаю, и зубцы не очень довольны тобой. — Спокойный, медовый голос странной девушки ласкал меня. Если бы она была невидимой, я бы уже влюбился. — Никогда больше не возвращайся в Ауреату. Никогда не говори с заурийцем.

— Кезия мертв, — сказал я.

Еще одна легкая улыбка.

Я попытался вести себя как можно любезнее.

— Спасибо тебе… Спасибо, что спасла мне жизнь. Возможно, в будущем мне представится возможность оказать тебе такую же услугу, леди. Что я могу сделать сейчас, чтобы отплатить тебе?

— Ты должен отправиться домой и остаться там.

— Только не это!

— Как насчет поцелуя? — спросила она, высунув язык — клубок извивавшихся червей. Кончик языка вдруг стал ярко-красным, как будто черви открыли крохотные пасти и высунули свои собственные язычки.

Я отпрянул назад.

Девушка засмеялась и рассыпалась. Она вновь стекла вниз, разделяясь на множество мелких извивавшихся тварей, которые просачивались между камней и, один за другим шлепаясь в сток, тут же уплывали вместе с течением. Последние из них соединились в некое подобие руки, которая дружелюбно помахала мне на прощание. Я помахал в ответ, не зная, видит ли она меня.

Потом я сел рядом с отвратительным потоком и стал ждать, пока меня вернет обратно. Во время полета в Замок меня наверняка накроет отходняк. Противно предчувствовать похмелье, будучи совершенно трезвым. Мысль о моем жалком теле, лежащем на полу комнаты в холодном Лоуспассе, кишащем Насекомыми, показалась мне отвратительной.

Даже если бы Замок построили в форме солнечных часов, он не был бы более точен. Летом ровно в три часа дня солнечные лучи проникают через ставни Северо-Западной башни в мою комнату и скользят по столу. Это происходит на протяжении сотен лет. На этот раз они меня разбудили.

Я проснулся, и меня тут же ослепил яркий свет. Я сидел за письменным столом, а моя голова покоилась на груде испорченных таким жестоким обращением бумаг — отчетов и вариантов пресс-релиза по итогам последней военной операции Данлина. Это наверняка означало, что чернила отпечатались на моем лице. Мне придется провести еще одну ночь, переписывая все это с помощью зеркала. Я вздохнул, зевнул и потянулся.

— Ты сам себя уничтожаешь, — раздался позади меня теплый голос. Коричный голос. Запах ванили. Терн.

— Не знал, что ты вернулась, — проговорил я, не оглядываясь.

— Я выехала из Роута прошлым вечером. Прибыла в Замок в полночь. Ты уже крепко спал.

— Хорошо провела время в Роуте, обворожительная моя?

Терн полулежала на тахте, обитой бархатом шоколадного цвета. На груди у нее покоилась раскрытая книга в мягком переплете.

— Нужно починить вот это. — Она указала унизанным кольцами пальцем с длинным накрашенным ногтем на сломанный ставень, через который проникало солнце. — Тогда ничто не помешает тебе спать хоть весь день.

Может показаться странным, но главной причиной моей любви к ней был ее голос. Она выдыхала округлые, мягкие слова подобно тому, как легкое облачко пара поднимается от стакана подогретого вина или какао. Ее слова пахли бренди и сладким сиропом. Я люблю звучание слов, а мое величайшее желание — навсегда погрузиться в медленный, медоточивый голос Терн. Я смотрел на нее с восхищением, согреваемый лучом солнечного света. На ней было неяркое, кремового цвета кружевное платье с длинными рукавами. Шикарная, изящная и утонченная, она напоминала сахарную глазурь, украшавшую шоколадную тахту. Леди, которую я избрал, чтобы даровать ей бессмертие. Девушка, которая для меня лучше всех в мире. Самое прекрасное создание из тех, что я когда-либо встречал. Она начала вращать карамельного цвета зонтик от солнца, гордясь моим вниманием, как ребенок. У нее были темные волосы и мягкая, теплая кожа, оттенком напоминающая демерарский сахар. Красная, почти бордовая помада на губах и легкий макияж цвета шампанского, кофе и лакрицы вокруг глаз подчеркивали прекрасные черты лица.