Юлия Остапенко - Что там, за дверью? (“Фантастика 2006” сборник)

— Каждому свое, — сказал я тихо, вспоминая, как колеса Кешиного “Упыря” перемалывали в кашу маленьких серых человечков. — Вы нас… убьете?

— Еще раз дурак! Зачем вас убивать? Потрем память, запишем новую, и будешь ты своим дурам на гражданке заливать, как служил в мотопехоте и бегал за самогоном в соседнюю деревню. Даже дембельский альбом для тебя приготовили для убедительности. Нам же тоже “запасники” нужны, а вдруг как война большая, тут-то тебе твоя память и пригодится.

— Это вряд ли.

— Не ты первый… Ладно, иди, и не советую дергаться, отсюда не сбежишь…

Я и не дергался, я сидел в коридоре около дверей процедурного кабинета и слушал идиотский треп этого дембеля. Дембель с гнутой бляхой на яйцах взахлеб рассказывал, как они продали местному фермеру хозблоковский трактор “Беларусь” за бочку спирта, а потом пошли в деревню на танцы драться с местными.

Я понимал, что мне сейчас сотрут память и напишут воспоминания этого идиота. Ну и пусть, это лучше, чем просыпаться ночью в холодном поту, вспомнив, как плевался раскаленными струями твой огнемет, как корчились в огне серые тщедушные фигурки. И Блина Лохматого забыть напрочь, как и не было его. Вот только ребят жалко, особо Кольку, сдружились мы с ним…

Николай вышел из кабинета в обнимку с бритым здоровяком в ушитом до предела хэбэ, уселся на стул и тупо заржал.

— Точно, точно, — поддакнул он дембелю, — этот рыжий тракторист тогда со страху чуть в штаны не наложил…

Бедный Колян, неужели своим интеллигентным родителям он тоже будет рассказывать, как в армии “гонял молодых” и крал у местных кур, чтобы вернуть обратно за выкуп в виде четверти самогона?

Доктор с марлевой маской на лице вышел в коридор и назвал наши фамилии. Мы с дембелем вошли и сели в “зубоврачебные” кресла.

— Слышь, зема, а чё это с нами делать-то будут? — спросил меня дембель шепотом.

— Кардиограмму снимем, блин лохматый, — ответил за меня доктор, мудря над компьютерными клавишами. Голос показался очень знакомым.

Большой экран мигнул, внутри машины что-то загудело.

— Еще не поздно передумать, Влад, — тихо сказал “доктор”, подходя ко мне со шлемом.

— Расчет Четвертый, группа-17, — ответил я, как учили. — Ответ отрицательный.

— Жаль, очень жаль, — сказал Блинный, надел мне на голову шлем, опустил забрало и запустил программу. Все смешалось перед моими глазами…

Мы ехали домой, ехали в купейном вагоне, за окнами мелькали маленькие российские деревеньки и лесопосадки, колесные пары ритмично отбивали такт. Что ж, спасибо за отдельное купе.

Я был наряжен в парадку с идиотскими вставками в погонах, с офицерскими пуговицами вместо уставных, даже с аксельбантами на груди. На ногах у меня были ботинки с ужасно высокими каблуками. При ходьбе по асфальту подковки каблуков громко цокали, высекая яркие искры. Видимо — титановые. Я листал “свой” дембельский альбом, пялился в незнакомые мне лица военнослужащих и на себя с этими самыми военнослужащими в обнимку. Вряд ли я был “там” примерным воином (больно уж озорными были некоторые фотографии), но не лохом — это точно, лохи до сержантов редко дослуживаются.

Николай сидел за столом, глядел в окно и порою отхлебывал из стакана с чаем. Он меня не узнавал, видимо, по новой памяти мы “служили” с ним в разных частях. А знаете, когда нас привезли на вокзал к поезду, я тоже сделал вид, что не узнал его. “Не узнал” я и Люську. Она стояла на перроне с букетом цветов и грустно смотрела на меня. А я, скотина, обнимался с тем самым уродом, что диктовал нам письма домой. По новой памяти — он мой лучший армейский друг. В последний момент Люська таки подошла ко мне, сунула цветы в руки и поцеловала в щечку, а потом крепко в губы. Теперь я понял, что она имела в виду, когда говорила, что “ее любили до потери памяти”. А я все равно “не узнал” ее. Скорее всего за мной следили, а на хрена мне еще раз проходить эту процедуру по очистке памяти, далеко не безболезненную. Я часа три после того сеанса блевал и мучился головной болью. Теперь вроде ничего, но память мне почему-то не стерли. Вот так! И как-то получилось, что я помню весь срок, проведенный мною в команде-17, и одновременно могу день за днем рассказать о службе сержанта Мамичева в мотострелковой в.ч. 11310. Даже некоторые лица в этом альбоме я начинал “вспоминать”.

Поезд въехал в тоннель, и я зажмурился от яркой вспышки. Когда стало снова светло, я с удивлением увидел, что Николай стоит в центре купе, держа в руках какой-то мудреный приборчик. Приборчик сверкал синими лучами наподобие того, как сверкает мощная вспышка в фотоаппарате.

— Все! — сказал Николай. — Если здесь и были “жучки”, то все погорели на хрен. Можешь говорить свободно, привет, Влад.

— Колян? — сказал я, ошарашенный. — Ты меня помнишь?

— А то! — Он отложил свою сверкалку, нацепил очки и быстро начал чертить какой-то мудреный график в тетрадке, извлеченной из-под кителя.

— Так тебе тоже не “промыли мозги”?

— Попробовали бы они, — усмехнулся Николай. — Я, как Блин про контракт заговорил, прикинул, чем это все пахнет, написал программку для ребят нашей команды, кроме Славки, конечно, на хрен не нужны ему такие воспоминания, и запустил ее в головной компьютер базы. Жаль, что понадобилось только нам двоим…

— Ну, Колян, ты мастер! — восхитился я.

Николай скромно улыбнулся и снова принялся чертить свои графики.

Мы с Коляном до сих пор переписываемся по “АСьКе” правда, в наших посланиях ни слова о прошлом. Просто ехали с армии в одном купе два дембеля-земляка, познакомились и подружились. Бывает такое… Николай сейчас в Москве, в какой-то крутой компьютерной конторе, технологиями будущего занимается, а заодно сочиняет добрые компьютерные игрушки, где никого не убивают. Зовет меня к себе, обещает приличное место, но я пока колеблюсь. “Война миров-3”, кстати, не вышла, несмотря на мощную рекламную кампанию. Думаю, это тоже Колян постарался.

В “стрелялки” я больше не играю — ни на работе, ни дома. Ни по сети, ни так. Почему-то мне кажется, что, паля из бластера в космического монстра, я убиваю что-то живое, ведь у монстров тоже есть детеныши…

И еще я повадился ходить в местный планетарий и глядеть в телескоп на звездное небо. А еще на Марс, на его каналы, на его горные хребты и полярную шапку. Иногда глаза мои увлажняются, и по щекам катятся слезы. Работники планетария считают меня чуть-чуть сумасшедшим, я на них не обижаюсь…

А еще на днях я получил телеграмму: “В ИРАКЕ ЗАТЕВАЕТСЯ ЗАВАРУШКА тчк ХОЧЕШЬ ПОИГРАТЬ зпт ПОЗВОНИ тчк БЛИН ЛОХМАТЫЙ тчк”.

© Ю.Манов, 2005