Катарина Керр - Чары дракона

– Садовник сказал мне, что у нас сегодня ночью сильно подморозит, – заметила Тевилла. – Так он думает. Может быть, даже пойдёт снег. Он говорит, что все признаки свидетельствуют об этом.

– Правда? Это будет чертовски неприятно. – Внезапно Каллин рассмеялся. – Ты только послушай меня! Я сделался мягким и изнеженным, когда стал снова жить на побережье. Несколько снежинок, которые тут у нас выпадают, – это ничто в месте, подобном Кергонни.

– Я слышала о тамошних зимах. Ты в самом деле везде побывал перед тем, как пойти на службу к тьерине?

– Побродяжил немного.

Внезапно Каллин снова замолчал, пустым взглядом глядя через лужайку. Казалось, его глаза видят что-то совсем другое.

– Я тебя оскорбила? Прости меня.

– Что? – капитан повернулся, и его губы искривились – эта гримаса заменяла у него улыбку. – Нет, не оскорбила. Я просто вспоминал долгую дорогу и очень радовался, что я с неё сошёл.

– Понятно. Наверное, теперь ты волнуешься о Джилл.

– Я волнуюсь с того самого проклятого дня, когда она села на коня и уехала вместе с нашим молодым господином, но что я мог поделать? Она всегда была слишком упрямой, и я не мог с ней справиться. – На этот раз он улыбнулся по-настоящему. – Знаешь, что обычно говорила моя жена? Джилл упрямее меня, и в два раза опаснее для окружающих, когда чего-то хочет.

Они вместе рассмеялись, но Тевилла внезапно почувствовала грусть, подумав о своём давно умершем муже. В такие минуты ей казалось странным, что в тридцать лет, когда женщины уже размышляют о подборе жениха для старшей дочери, у неё никого нет, кроме сына, а он уехал от неё в мужской мир в составе боевого отряда. Давно, когда Тевилла была хорошенькой дочерью мельника, жизнь вроде бы предлагала ей гораздо больше, чем те жалкие куски, которые она наконец ей бросила.

– Что-то не так? – резко спросил Каллин.

– О, просто задумалась о муже.

– Кстати, от чего он умер? Если я могу тебя об этом спросить…

– Заражение крови. Он наступил на гвоздь в конюшне, и даже Невин не смог его спасти.

– Моя жена умерла от лихорадки. Я был на войне, далеко от неё, и даже не мог быть рядом, когда она умирала.

Старая боль в его голосе была подобно шраму у него на лице, зажившему, но недвусмысленному напоминанию о ране. Тевилла накрыла его руку своей.

– Мне очень жаль.

– Мне тоже было очень жаль.

И именно тогда, как и следовало ожидать, сын конюшего упал лицом вниз и разревелся. К тому времени, как Тевилла его успокоила, сильно похолодало, и все они пошли в дом. Хотя снег так и не пошёл, дождь все лил и лил и они несколько дней не ходили с капитаном на прогулку.

Скорее по традиции, чем необходимости дан Аберуин каждый вечер выставлял стражу, состоявшую из четырех смен по два человека в каждой у запертых ворот, и четырех смен по дюжине человек наверху у бойниц. Однако эти верные люди удивились бы, если бы узнали о другой страже, странной страже, в то же время выставлявшейся в покоях в башне, которые Невин делил с Элейно. Каждый день на закате, когда прилив стихии Воды начинал течь в астрале, и в полночь, когда он уступал место стихии Земли, и снова на рассвете, когда Эфир быстро разрастался и развивался, два мастера двеомера создавали магическую сферу из голубого света вокруг всего дана и запечатывали её печатями в форме горящих пентаграмм. В дневное время они могли отдыхать, потому что приливы стихий Огня и Воздуха являются такими враждебными и неблагоприятными для чёрного двеомера, что далее самые большие Мастера редко противятся им. Всю осень их защита продержалась, но даже теперь, когда по-настоящему пришла зима, Невин не видел причины ослаблять её.

– Я не верю, что наши враги просто убежали с поля боя, после одной жалкой битвы, – заметил он однажды вечером.

– Я тоже, – сказал Элейно. – Скорее всего, они хотят усыпить нашу бдительность, убаюкать нас. Кто-то заколдовал того конюха и направил его на дочь Родри, и это не был какой-то случайно залетевший дух.

– Вот именно. Но я искал по всему проклятому астралу и знаю, что и ты тоже, но ни ты, ни я не нашли следов работы двеомера.

– Они просто укрылись, и все. Когда они решат, что мы отказались от поисков, они нанесут удар.

– Но пока они где-то должны жить, будь они прокляты! Я заставил регентшу отправить послания её верным людям, и попросить их следить, не появится ли кто-нибудь из подозрительных незнакомцев, но наши враги не собираются запросто въехать в город и объявить, что они открывают лавку чёрного двеомера.

Элейно рассмеялся.

– Проклятия на продажу! – воскликнул он тоном уличного торговца. – Приходите, покупайте великолепные горячие любовные привороты! Проклятия на продажу!.. Но на самом деле у местных господ нет способностей, необходимых для выявления наших неприятных маленьких друзей. Должен сказать, у меня дома для таких случаев все организовано гораздо лучше. О, это мне кое о чем напомнило! Думаю завтра нанести визит в гильдию капитанов торговых судов. Они могут знать, не поселился ли в последнее время кто-то из моих соотечественников в Аберуине.

– Наши враги не обязательно из Бардека.

– Знаю, но мы должны с чего-то начать.

С этим не имело смысла спорить. В середине следующего утра, когда поток стихии Огня бежал чисто и достаточно сильно, чтобы отогнать любых чёрных мастеров двеомера, Элейно вышел из дана. Ожидая его возращения, Невин отправился проведать пленника, заточенного в башне.

К этому времени Перрину стало значительно лучше, хотя полностью поправившимся его назвать было ни в коем случае нельзя. В те дни лечение чахотки считалось трудным делом. Невин заставлял его весь день оставаться в постели, а большую часть ночь Перрин лежал, завёрнутый в шкуры, на крыше, где дышал холодным воздухом для укрепления лёгких. Хотя лечение отлично срабатывало, частично благодаря неестественно высокой жизненной силе Перрина, тем не менее, Невин все равно внимательно наблюдал за ним. Он слишком боялся рецидива, чтобы рисковать ещё какими-то магическими попытками обнаружить истинную природу этого человека.

Когда Невин вошёл к нему в комнату, Перрин первым делом пожаловался на беспокойство.

– Я больше не могу спать, мой господин. На меня давит то, что я все время здесь, в помещении. Я здесь сойду с ума, на самом деле – рехнусь.

– Лучше сойти с ума, чем умереть, парень. Я видел случаи, когда чахоточный несколько недель казался здоровым, а потом, когда пациент становился слишком активным, болезнь неожиданно возвращалась.

Перрин вздохнул, рухнул на груду подушек и с несчастным видом уставился в потолок.

– Э, а, ну, я на самом деле думал кое о чем. Почему вы с таким трудом пытаетесь меня спасти, если меня повесят? Или мне просто нужно поправиться, чтобы Каллин из Керрмора порезал меня на куски? У меня не будет против него ни одного шанса, даже будь я совсем здоров. Он вполне может сейчас прийти и перерезать мне горло.