Сергей Осипов - Демоны вне расписания

– И пока вы не узнаете правду, вы будете держать меня здесь?

– Я вас не держу.

– Неужели?

– Я вас оберегаю. Да, как ценный источник информации.

– Интересно, от кого?

– От тех, от кого вы сбежали несколько дней назад. Из спецслужбы эти люди или нет, отпускать вас на все четыре стороны они не собирались.

– Покровский сказал мне, чтобы я убиралась оттуда как можно скорее… – сказала Настя и тут же подумала, что Покровский не был начальником в этой компании странных и зловещих персонажей. Так что его нервные выкрики еще ничего не значили.

– А кроме того, есть и другие люди, – невозмутимо продолжил Филипп Петрович.

– Это кто?

– Ну как же… Давид Гарджели. Если он не нанял меня, значит, он нанял других людей. И они совершенно точно знают, что вы связаны со смертью Михаила Гарджели. И они вас ищут, да, наверняка ищут. Во всяком случае, в студенческом общежитии вам лучше не появляться. С вашими университетскими знакомыми лучше не встречаться.

Настя недоверчиво посмотрела на него. Филипп Петрович кивнул.

– Но я же ничего не сделала…

– У них другое мнение. Вы пропали, он умер. Они не считают это совпадением.

– Но что же мне делать?

– Помогать мне разобраться в истории с шестым сентября и Денисом Андерсоном. Да, именно так. Вы мне нужны, и, пока вы мне нужны, никто вас и пальцем не тронет.

– Думаете, это обнадеживает? – чуть не плача сказала Настя. – Это просто… Это просто ужасно!

– Пожалуй, – согласился Филипп Петрович и допил очередную кружку грога.

– Что же я такого сделала, что на меня все это свалилось?!

– Очень хороший вопрос, – сказал Филипп Петрович и осекся. Остановившимися глазами он смотрел куда-то за спину Насти, а та все еще плаксиво терла глаза пальцами и потому не сразу сообразила, что происходит.

Потом скрипнул стул, и за столом их вдруг стало трое.

Вероятно, это был всего лишь фантом, рожденный издерганной психикой Насти, но в тот миг у нее возникло вполне реалистичное ощущение прильнувшего к ней холодного облака, которое чья-то нехорошая воля зачем-то перенесла с Северного полюса. И это при том, что они с Филиппом Петровичем сидели на открытой террасе и белый глянец снежных холмов подтверждал, что весна – явление чисто календарное и не имеющее практически никакого отношения к реальной жизни. В полдень термометр показывал минус пять, и это весьма походило на правду. Так что облако холода…

Настя поежилась и автоматически потянулась за кружкой с грогом, но та была пуста, и сама ручной росписи кружка почти совершенно утратила тепло сообщенное ей живительным напитком. Настя досадливо откинулась на спинку кресла, и тут одновременно случились две вещи: во-первых, она сообразила, что Филипп Петрович молчит, и молчит он как-то нехорошо. Нехорошо – в смысле настороженно, а настороженно – в смысле ожидая неких, предположительно нехороших событий. Во-вторых, скрипнул стул, один из двух остававшихся свободными за их квадратным деревянным столиком, накрытым скатертью с подчеркнуто деревенским орнаментом. Так что Настя сначала поняла, что теперь их за столом трое, а уже потом осторожно покосилась влево и увидела длинного лыжника в невероятно крутом костюме черного цвета. Собственно, из-за цвета костюм и показался Насте крутым – у прочих любителей лыжного спорта куртки и штаны переливались какими-то радужными, праздничными цветами, а вот черный Настя видела впервые. На голове у лыжника была черная же вязаная шапочка с каким-то азиатским логотипом, и шапочку эту лыжник натянул до самых бровей, так что путем осторожного скашивания глаз влево можно было разглядеть лишь общий контур лица – довольно длинного – и отметить ритмичные движения нижней челюсти, говорившие об употреблении лыжником жевательной резинки неустановленного производителя.

Некоторое время стояла тишина – опять-таки, как показалось Насте, холодная тишина. Потом лыжник сказал нечто странное:

– Алкоголь, несчастливые происшествия и вопросы без ответов, – сказал он, последовательно удостоив взглядом кружку из-под грога, Настю и Филиппа Петровича. – Как все это мне знакомо…

Филипп Петрович запустил руку за пазуху и вытащил очки в старомодном футляре. Затем он, действуя по-прежнему одной – левой, как потом сообразила Настя, – рукой, водрузил их на переносицу.

– Знакомо – это еще мягко сказано, – говорил лыжник, совершенно не заботясь о том, слушают его или нет, рады ему за этим столом или нет. – Можно сказать, так прошла вся моя жизнь. Или значительная ее часть. Алкоголь, несчастья и вопросы без ответов…

– Пуфф! – шумно выдохнул вдруг Филипп Петрович и несколько раздраженным жестом снял очки. Потом вынул из-под стола правую руку и сделал непонятный жест.

– Вы уверены? – переспросил официант. Оказалось, что он почему-то стоит за спиной лыжника, и стоит чуть ближе, чем полагается правилами хорошего сервиса.

– Да, все в порядке, – сказал Филипп Петрович. Официант сдержанно кивнул и отошел в сторону. Насте показалось, что он что-то спрятал под фирменной курткой.

Лыжник довольно ухмыльнулся и почесал себе спину, а потом бесцеремонно уставился на Настю.

– Что? – деревянным голосом сказала Настя, не опускаясь до поворота головы в сторону лыжника.

– Шоколадку я забыл, – сказал лыжник. – В следующий раз принесу.

– Какую еще шоколадку? – опешила Настя.

– Так полагается. С меня шоколадка. Или ты хочешь что-нибудь более ценное? Бриллиант? Остров в Тихом океане? Я готов обсуждать эти вопросы, но только…

– Филипп Петрович! – взмолилась Настя. – Филипп Петрович, я…

Она не стала продолжать свою фразу, потому что та грозила перерасти в истерику на тему «Я и так ничего не понимаю, а теперь я не понимаю еще больше и КТО ЭТО, ЧЕРТ ПОБЕРИ, ТАКОЙ И ПОЧЕМУ ОН ТАК СО МНОЙ РАЗГОВАРИВАЕТ?!».

– Настя, – хмуро произнес Филипп Петрович. – Познакомься. Это Иннокентий.

– Для близких знакомых – Кеша, – добавил лыжник. – И я предлагаю все-таки выпить по поводу знакомства, а то вы тут уже успели накачаться, а у меня ни в одном глазу, и поэтому мне обидно.

– Минутку. – Настя выставила обе ладони в сторону лыжника, как будто пытаясь установить оборонительный рубеж. – Я понимаю, что вы Иннокентий. Это такое мужское имя. Но КТО вы такой?

– Он… – начал было Филипп Петрович, но лыжник говорил быстрее и громче:

– Надо же, докатился, что молодые девушки меня забывают! Позор на мою не слишком седую голову. – Он стащил с головы шапочку и посмотрел на Настю, ожидая узнавания. – Ну?

– Я не… – Настя смотрела на это лицо, и оно было одновременно знакомым и незнакомым. Оно почему-то показалось Насте состоящим из множества микроскопических точек, словно картинка на экране телевизора, причем некоторые из этих точек менялись прямо в те секунды, пока Настя смотрела на лыжника. То есть медленно менялось и все его лицо, поэтому говорить про него «знакомое» было вообще невозможно.