Сергей Осипов - Демоны вне расписания

Теперь Настя могла рассмотреть ее поближе и повнимательнее; женщина выглядела лет на сорок, и эти сорок лет были написаны у нее на лице морщинами вокруг глаз и на лбу; фигуре же могли позавидовать многие двадцатипятилетние. У женщины была загорелая до темно-красного цвета кожа, что в совокупности с крупным носом и массивными украшениями на пальцах и на шее заставило Настю думать о южном происхождении – может быть, Грузия или Армения, а может, и что-то цыганское было смешано в этой весьма примечательной персоне. В то же время вязаный берет на голове женщины как-то не вязался в понимании Насти ни с цыганами, ни с грузинами; нечто похожее вроде бы носили негры на Ямайке, но негритянкой барменша определенно не была. Короче говоря, Настя совсем запуталась и, чтобы вернуться к чему-то несомненному, отхлебнула воды из бокала. Вода была все так же великолепна.

– Ресторан называется «Три сестры», – сказала Настя с осторожно-вопросительной интонацией. Барменша кивнула:

– Это мы. Это нас три сестры.

– Я раньше здесь не была, – произнесла Настя, как будто была специалистом по пригородным ресторанам. – Вы недавно открылись?

– Мы давно здесь живем, – сказала барменша, посматривая на Настю сквозь легкую пелену табачного дыма. – Давно сюда перебрались. Здесь хорошо.

– Перебрались? – Настя ухватилась за слово, надеясь, что барменша сейчас разрешит загадку своего происхождения.

– Переехали, – пояснила женщина. – Раньше мы жили в другом месте, но нам посоветовали сменить климат. Там стало слишком жарко.

– То есть раньше жили на юге?

– Да, – подтвердила женщина.

– В Крыму? На Кавказе?

Женщина равнодушно пожала плечами.

– Я уже и не помню, как это называлось… – Она заметила, что Настя допила свой бокал. – Понравилось?

– Очень понравилось.

– Еще?

– Если можно…

– Можно-то можно… – Женщина взяла Настин бокал. – Но это уже будет второй заказ, а за второй нужно платить.

– Хорошо, – сказала Настя и тут спохватилась: может быть, это какая-нибудь жутко редкая импортная вода и стоит она сумасшедших денег. – А сколько она стоит?

– Она стоит дорого. – Барменша поправила берет. – Она стоит…

Насте показалось, что берет стал больше в размерах.

– Сколько? – переспросила она задумавшуюся барменшу. – Я не расслышала…

Та улыбнулась. Зубы во рту барменши были золотые. Ногти на пальцах темно-бордовые, чуть загнутые на концах. Глаза большие и притягивающие.

Именно в таком порядке все и происходит: улыбка женщины становится все более и более широкой, пока не растягивается на пол-лица и становится уже не улыбкой, а хищным оскалом. Настя видит все ее золотые зубы. Ей почему-то кажется, что их больше, чем тридцать два.

И пока Настя завороженно смотрит на эту улыбку-оскал, пальцы с бордовыми ногтями тянутся к Насте, чтобы вцепиться и не отпустить.

А глаза с поразительно большими темными зрачками ищут Настин взгляд, чтобы впиться в него и парализовать. Ищут и никак не могут найти, потому что Настя все еще зачарована желтым блеском раскрывшейся пасти, но не настолько, чтобы не заметить метнувшихся к ней скрюченных для захвата пальцев.

Она лишь чуть-чуть дергается назад инстинктивно, бессознательно, но и этого оказывается достаточно. После мучений на заднем сиденье мотоцикла Настя поместила свою попу, ставшую бесчувственной плоской деревяшкой, на самый край табурета, и вот теперь Настя с грохотом валится на пол, а бордовые ногти впустую режут воздух.

Ошеломленная Настя беспомощно барахтается на полу, пытаясь понять, что же произошло. Она сбрасывает с себя опрокинувшийся табурет, смотрит вверх и…

От увиденного Настя с ног до головы становится мертвой тряпичной куклой, будучи не в состоянии ни пошевелиться, ни пискнуть.

Барменша, слегка покачиваясь взад-вперед, восседает на корточках на барной стойке, словно хищная птица на ветке, готовясь спикировать на добычу.

Добыча, то есть Настя, замечает некоторую перемену в облике женщины. На ней больше нет берета. А потому хорошо видно то, что ранее было под беретом. Волосы.

Это, должно быть, особенные волосы. Они как будто заплетены во множество косичек, но не это делает их особенными. Они шевелятся. Они приподнимаются и вытягиваются в направлении Насти. И они шипят. Как змеи. Шипят все громче и громче.

Змеи на голове барменши шипят невыносимо громко, когда она спрыгивает со стойки прямо на Настю.

То, что начиналось как сдержанно-сочувственная форма допроса, сутки спустя больше походило на затянувшийся сеанс психоанализа, где рассказ пациента настолько захватил врача, что тот уже не задает вопросов и не комментирует, а просто сидит в кресле и слушает. Впрочем, не забывая посматривать на диктофон – достаточно ли места осталось на его жестком диске.

Конечно же, Настя изливала душу не двадцать четыре часа подряд, хотя поначалу ей казалось, что она способна и на такое. Она говорила и говорила, иногда сама удивляясь произнесенному, удивляясь тому, что внезапно прорывалось из глубин ее памяти. Настя говорила, потому что, проговаривая все это вслух, она словно соединяла двух Ян – ту, что была до шестого сентября, и ту, что была после. Эти две ее сущности осторожно и недоверчиво касались друг друга, словно не верили, что имеют какое-то отношение друг к другу, но потом ощутили свое родство, и их уже было не разделить.

И еще она говорила, потому что надеялась, что ее разложенная по полочкам жизнь – это цена, которую надо заплатить за ответы на ее, Насти, собственные вопросы, которыми она раньше так упорно донимала Филиппа Петровича, не понимая того простого обстоятельства, что Филипп Петрович мог многого и не знать. А вот Смайли просто обязан был знать все.

– Все? – сдержанно улыбнулся он. – Все – это слишком много для меня. Когда знаешь все, плохо спишь и недолго живешь. Я знаю достаточно, Настя.

– Тогда расскажите мне что-нибудь. То, что мне надо знать. Я уже пять часов рассказываю, так что…

– Намек понятен. Тебе надо поспать, а завтра с утра мы продолжим.

– Я намекала не на это. Знаете, как девчонки в школе шепчутся, – я расскажу тебе свой секрет, а ты расскажи мне свой.

– Никогда не был девчонкой, – сказал Смайли с непробиваемой серьезностью. – Хотя это, наверное, интересно. – Он взял со стола диктофон и нажал кнопку «стоп». – Что именно ты хочешь знать? Что ты уже знаешь? Знаешь, что ваш приятель Денис Андерсон – единственный сын лионейского короля? Что его исчезновение может привести к большим проблемам?

– Да, я в курсе, – махнула рукой Настя, и Смайли, как ей показалось, слегка нахмурился, выражая неодобрение подобного легкомыслия. – Я хочу знать, что мне Денис наврал, а что не наврал.